способного сравниться с ее отцом, — прокомментировала Тони. — Если честно, я иногда даже ревную. Такое впечатление, что он нужен всем женщинам на свете. Вернутся, бывало, с прогулки — и тут же на телефон. То ему из лаборатории звонят, часами о чем-то толкуют, то все беременные женщины Америки разом хотят получить у него консультацию.
— Стыдись, Адам! — пожурила Лиз. — Ты что, становишься трудоголиком?
— Боже, что я слышу от жены Макса Рудольфа! — рассмеялся Адам. Слово «вдова» он так и не научился произносить. — Ну-ка, признайтесь, ведь Макс никогда не уезжал так далеко, чтобы нельзя было сесть в машину и примчаться в лабораторию!
— Ну, вот что, — заявила Тони, — если говорить о трудоголиках, то мы тут все хороши. И вообще, мне пора покинуть вас, иначе я провалю завтрашний процесс. Вы меня извините, Лиз?
— Конечно, дорогая.
Хотя жена не впервые вот так уходила к себе в кабинет в разгар ужина, Адам все же чувствовал себя неловко, особенно учитывая, какую дорогую гостью она бросила.
Он с извиняющимся видом посмотрел на Лиз.
— Все в порядке, — сказала та, потрепав его по руке. — Я становлюсь старой занудой.
— Перестаньте, вы же знаете, что это не так! — возразил Адам и, понизив голос, добавил: — Кажется, в последнее время я и сам действую ей на нервы.
— Боюсь, что в Бостоне Тони так и не смогла получить того, что имела в Вашингтоне, — заметила Лиз. — Возможно, она испытывает ностальгию по своей прошлой профессиональной жизни.
— Я бы сказал, сожаление. Так будет точнее, — заметил Адам. И тут же пожалел о своей откровенности.
— Она все так же часто говорит с отцом?
— Пожалуй, нет, — холодно ответил Адам. — Не чаще двух-трех раз в день.
— Хм-мм… Бывает и хуже. Но как бы то ни было, не думаю, что привязанность к отцу должна как-то сказываться на ее материнских обязанностях, — продолжала Лиз.
— Это вы ей сами скажите, — махнул рукой Адам. — Проблема в том, что Хедер, себе на беду, слишком смышленый ребенок. Уверен, она прекрасно видит, что ее мать просто играет свою роль.
— Если это тебя утешит, могу заметить, что, живя в Вашингтоне, Тони, скорее всего, вела бы себя так же.
Адам обхватил голову руками.
— Черт! — пробурчал он. — Откуда мне было знать, что у нее аллергия на материнство! — Это признание далось ему с трудом.
— Дорогой, ты же был безумно влюблен. Разве тебя могло что-нибудь остановить? — нежно произнесла Лиз, стараясь его успокоить.
Адам задумался.
— Если честно, то ты права. — И добавил: — Все, что мне остается, — это поменьше торчать в лаборатории, чтобы хоть как-то компенсировать девочке недостаток родительского внимания.
— Ты правильно делаешь, — похвалила Лиз. — Для Хедер так лучше. Но это несправедливо по отношению к тебе. Мне ли не знать, что исследовательская работа не делается с девяти до пяти.
— Знаете что? — вскинулся вдруг Адам. — То же самое Тони говорит мне про свою адвокатскую практику.
Лиз помялась, но потом все же спросила:
— То есть, как я понимаю, внимания недостает не только малышке Хедер? Или я сую нос не в свое дело?
— У меня от вас секретов нет.
— Она ничего не говорила о том, чтобы отдать девочку в пансион?
— Лиз, это исключено. Не для того мы заводим детей, чтобы спихнуть их на чужих дядь и теть и ждать, пока они явятся на наш порог взрослыми людьми. Чтобы тут же отправить их в колледж. Взгляните, во что превратилась Тони после того, как всю жизнь училась и жила вдали от дома.
— А сильно это влияет на Хедер?
— Как сказать… — ответил Адам. — Мне кажется, она догадывается, какое место занимает в жизни своей матери.
— Тогда я хочу дать тебе радикальный совет, — сказала Лиз, уже надевая пальто. — В вашем случае пансион мог бы стать спасением.
— Нет, — возразил Адам. — Я этого не вынесу.
Было около девяти вечера. Бабье лето выдалось настолько жарким, что асфальт под ногами пешеходов, пересекающих Лонгвуд-авеню, плавился, как карамель на огне.
Адам вышел из лаборатории и направился к машине. В этот момент он краем глаза заметил знакомую фигуру. У обочины стояла молодая женщина. Правой рукой она закрывала глаза и при этом вся дрожала.
Подойдя ближе, он узнал Аню Авилову, несчастную русскую пациентку, которой несколько месяцев назад сам же принес столь безрадостное известие.
— Аня, что-то случилось? — спросил он.
Женщина подняла глаза. Лицо ее было залито слезами.
— Ох, доктор Куперсмит. Ничего… ничего, — неуверенно пролепетала она.
— Пожалуйста, расскажите, что у вас стряслось. Идемте, я вас чем-нибудь напою. Заодно и поговорим.
— Нет, нет, со мной все в порядке, — снова отказалась она. — Да у вас и без меня дел полно.
Не давая ей возразить, Адам взял женщину под руку и быстро повел к кафе по соседству с детской клиникой.
Однако все попытки разговорить Аню оставались тщетны. На свои банальные вопросы он получал односложные ответы — о том, как она освоилась в Бостоне, каковы ее успехи в английском языке. Аня отвечала вежливо, но коротко, не вдаваясь в подробности.
— А как поживает Дмитрий?
Она пожала плечами.
— Думаю, у него все хорошо.
— Что значит — думаете?
— Он от меня ушел, — отрывисто произнесла женщина, стараясь делать вид, что все в порядке.
Адама так и подмывало сказать что-то вроде: «И слава богу! Он был с вами так непростительно груб». Но решил промолчать и дать ей выговориться.
— Подыскал себе вариант поинтереснее, если можно так выразиться.
— Да?
— Да, влюбился в одну женщину и переехал к ней.
Что ж, ничего удивительного, подумал Адам. Он еще тогда, в кабинете, почувствовал, что их брак на грани разрыва.
— Так вы теперь одна?
Она кивнула.
— И как же вы живете? Надо ведь платить за коммунальные услуги и все такое прочее.
— Деньги он мне дает. А кроме того, я продолжаю работать у него в лаборатории.
— А давно это случилось?
— Вскоре после нашего визита к вам.
— Почему же вы мне не позвонили? Я бы попытался…
— В профессиональном плане в этом не было необходимости, — тихо ответила женщина. — Да и вообще, я как-то справляюсь. — Немного помолчав, она продолжала: — На самом деле было проще, когда я не знала, что это за женщина. А сейчас я увидела, как они под руку переходят улицу. Сказать по правде, они мне не показались такой уж красивой парой.
— Одно могу сказать: до вашей красоты ей наверняка далеко, — объявил Адам, стараясь приободрить собеседницу.