* * *
О, неужели Я когда-то могла дорожить Собственной жизнью? Я, кому не приносит судьба Ничего, кроме горя и бед… * * *
Каким же глубоким Станет море людских страданий, Если в него Станут все несчастливые судьбы Вливаться — капля за каплей… Однажды поехала в Исияма и по дороге остановилась в Оцу. Глубокой ночью услышала громкие людские голоса, когда же спросила, в чем дело, мне ответили: «Это крестьянки в ступках толкут то, что зовется рисом»…
Отчего такой шум По сосновой разнесся равнине, Где водятся цапли? Они белыми крыльями плещут И громко о чем-то кричат. На вторую луну поехала в Исияма, пробыла там несколько дней, а потом решила возвращаться и, отчего-то взгрустнув, сложила…
От столицы Столько густых туманов Меня отделяет… Где она, в какой стороне? Решусь ли тронуться в путь? * * *
Истомила тоска, Коротаешь в печальных думах Весенние дни. И невольно глаза застилает Зыбкая дымка слез… Когда предавалась печальным думам…
Истомила тоска, Дни текут, и горькие слезы Льются дождем. А ты думаешь, верно, — пришла Пора долгих весенних ливней… Когда было о чем вздыхать…
Ведь не живу В глубоком ущелье, где даже Цветы не цветут. Отчего же такую глухую тоску Приносит с собою весна? * * *
Ведать не ведая, Что весна пришла и повсюду Расцветают цветы, Окаменевшее дерево — Прячусь на дне ущелья. Вместе с принцем Ацумити посетила жилище прежнего дайнагона Кинто[66] в Сиракабе, а на следующий день принц попросил меня приписать несколько строк к своему утреннему посланию…
Лишь потому, Что сорвал цветущую ветку Именно ты, Мой бедный приют теперь Благоухает цветами. В последний день третьей луны Дайни-но самми[67] попросила меня прислать ей ниток, и я написала ей так:
