Одна только я Думы к тебе устремляю… Право, досадно! Ты ведь и знать не знаешь, Куда ныне мой путь лежит… Когда Митисада, забыв меня, уехал в Митиноку, я послала ему…
Прежде вдвоем Вместе в путь отправлялись. Вчуже теперь Слышу: «Застава Платья…»[78] Она далеко, в Митиноку. Весной в пути увидела луну…
Ночью весенней Лунный свет… Откуда он льется, Невозможно понять. Где мой дом, в какой стороне? От тоски сжимается сердце. Из песен, сложенных в пути…
Кто в эту ночь На родине милой любуется Светлой луной, Обо мне вспоминая: «Она в этот миг, Может, тоже на небо глядит?..» Когда ехала в провинцию Идзуми, то услышала вдалеке еле слышные голоса миякодори — столичных птиц…
Ах, столичные птицы, Расскажите мне все без утайки, Я хотела бы знать, Как живется теперь моим близким Там, в милой сердцу столице?[79] Когда жила в горном монастыре, увидела однажды, как хоронили какого-то человека…
Глядя, как дым Струйкой уносится в небо, Подумала вдруг — Придет время, и точно так же Кто-то взглядом проводит меня. Узнала, что один принц[80], опередив меня, покинул этот мир…
Право, досадно! Платье цвета глициний[81] надела, Скорбя о тебе. Но оно от слез моих горьких Того и гляди истлеет… После того, как ушел из мира принц Ацумити…
Вот бы теперь Что-нибудь вспомнить дурное: «И это было!» Такое, чтоб я поскорее Смогла забыть о тебе. В то же примерно время, задумав стать монахиней…
От мира ушла бы, Но, увы, даже думать об этом Не могу без тоски. Ведь эту бренную плоть Ты когда-то так нежно любил. После того как этот мир покинула Косикибу[82], я отдала в монастырь свою любимую шкатулку, чтобы заплатить за чтение сутр…
«Тоскую, люблю» — О, если б могла ты услышать Мой отчаянный зов… Бью в колокол снова и снова
