О, братья любимые! Не удивляйтесь началу, но посмотрите, каков будет конец. Видя же это всевидящее недреманное око Христос, как неправдою захватил скипетр Российской области, и захотел ему отомстить пролитие неповинной крови новых своих страстотерпцев, просиявшего в чудесах царевича Дмитрия и царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси и прочих, неповинно убитых им, и неистовство его и неправедные убийства обличить и другим его сторонникам показать пример, чтобы не следовали его лукавой жестокости.
И попустил на него врага, оставшуюся головню от сгоревших Содома и Гоморры или непогребенного мертвеца, чернеца (по слову Иоанна Лествичника: «Всякий чернец прежде смерти умрет, гробом ему будет келья») — законопреступника расстригу Гришку Отрепьева, родом также из Российской области, из города Галича, из неродовитых людей Юшку Яковлева сына Отрепьева, как и сам тот святоубийца Борис Годунов. И тот Юшка остался после своего отца совсем мал со своею матерью и был научен ею божественному писанию. Выучив один Часовник и Псалмы Давидовы, он ушел от своей матерн и начал витать в царствующем граде Москве. И по прошествии некоторого времени случилось ему разговаривать с игуменом Успенского монастыря Трифоном, Вятской области, города Хлынова, и тот игумен Трифон уговорил его стать монахом. И по совету того игумена он постригся в иноческий образ, и ему нарекли имя Григорий, а было ему тогда 14 лет. И он отправился в город Суздаль и начал жить в обители всемилостивого Спаса в Евфимьеве монастыре, и из того монастыря перешел в том же уезде в монастырь к Спасу, называемому на Куксе. И не хочу много говорить об этом. Жил, путешествуя, во многих монастырях, и вновь возвратился в царствующий град Москву и начал жить в Чудове монастыре. И по воле настоятеля той честной лавры архимандрита Пафнутия был поставлен в дьяконы рукоположением святейшего Иова, патриарха московского и всея Руси.
И желая искать и постигать с усердием премудрости богомерзких книг, впал в лютую ересь. А когда жил в царствующем граде Москве, был известен многим из мирских человек, также и властителям и многим инокам. И из Чудова перешел в обитель Николы на Угреше и начал в безумии своем возноситься и впал в лютую ересь, как безумный Арий свергся с высоты и со своею премудростью сошел на дно адово. И немного спустя ушел из Никольского монастыря на Угреше и поселился в Костроме в общежительном монастыре Иоанна Предтечи на Железном Борку. И оттуда вновь пришли они в Москву и затем, оставя православную христианскую веру, отбежали в Литву, причем он прельстил идти с ним двух иноков — чернеца Мисаила Повадина да чернеца Варлаама. А бегство его и старцев было таково:
Извет старца Варлаама, поданный после убийства Расстриги царю Василию Ивановичу всея России
Царю государю и великому князю Василию Ивановичу всея Руси бьет челом и извещает твой государев нищий богомолец Варлаам. В прошлом, государь, в ПО [1602]-м году в великий пост, на второй неделе в понедельник, иду, государь, я Варварским крестцом, и сзади ко мне подошел молодой чернец, и он, сотворя молитву и поклонившись мне, начал меня спрашивать: «Старец, из которой ты честной обители?» И я сказал ему, что постригся в старости, а пострижения Рождества Пречистой Пафнотьева монастыря. «И который чин имеешь, крылошанин ли, и как твое имя?» И я ему сказал имя свое — Варлаам. И стал я его расспрашивать: «Из какой ты честной обители и какой чин имеешь и как твое имя?» И он мне сказал: «Жил в Чудовом монастыре, а чин имею дьяконский, а зовут меня Григорием, а по прозвищу Отрепьев». И я ему говорил: «Что тебе Замятия да Смирной Отрепьевы?» И он мне сказал, что Замятия ему дед, а Смирной — дядя». И я ему говорил: «Какое тебе дело до меня?» И он сказал: «Жил я в Чудовом монастыре у архимандрита Пафнотия в келье да сложил похвалу московским чудотворцам Петру, Алексею и Ионе. Да у патриарха Иова жил я, и патриарх, видя мои способности, начал меня в царскую думу с собой водить, и я вошел в великую славу, но мне славы и богатства земного не хочется не только видеть, но и слышать, и хочу с Москвы съехать в дальний монастырь. И есть монастырь в Чернигове, и мы пойдем в тот монастырь». И я ему говорил: «Ты жил в Чудове у патриарха, а в Чернигове тебе не привыкнуть, потому что, слышал я, Черниговский монастырь — местечко не великое». И он мне говорил: «Хочу в Киев в Печерский монастырь, а в Печерском монастыре многие старцы души свои спасли». И я ему говорил, что Патерик Печерский читал. Да он мне говорил: «Поживем в Печерском монастыре, да пойдем в святой град Иерусалим, к храму Воскресения Господня и к Гробу Господню». И я ему говорил, что Печерский монастырь за рубежом в Литве, а за рубеж ехать нельзя. И он мне сказал: «Государь московский с королем взял мир на двадцать два года, и ныне стало просто, и застав нет». И я ему говорил: «Для спасения души и чтобы повидать Печерский монастырь и святой град Иерусалим и Гроб Господень, - пойдем».
И в том, государь, мы клялись христианскою верою, что нам ехать, отложили до другого дня и назначили срок, чтобы сойтись в Иконном ряду. И на другой день сошлись в Иконном ряду, а у него еще подговорен ехать чернец Михай-ло, а в миру звали Михаилом Повадиным, я знал его у князя Ивана Ивановича Шуйского. И мы пошли за Москву-реку и наняли подводы до Волхова, а из Волхова до Карачева, а из Карачева до Новгорода Северского. И в Новгороде он договорился, и нас приняли в Преображенский монастырь, и строитель Захарий Лихарев поставил нас на клиросе, а тот дьякон Гришка на Благовещенье с попами служил обедню и за иконой Пречистой ходил. И на третьей неделе после пасхи в понедельник достали себе провожатого Ивашку Семенова, отставного старца, да пошли к Стародубу и к Стародубскому уезду, а провожатый Ивашко провел нас за рубеж в Литовскую землю, и первый литовский город, что мы прошли, был замок Лоев, а другой — Любец, а третий — Киев. И в Киеве в Печерском монастыре нас принял архимандрит Елисей, и в Киеве всего жили три недели, и Гришка захотел ехать к киевскому воеводе князю Василию Острож-скому, и отпросился у братии и у архимандрита Елисея Плетенецкого.
И я архимандриту Елисею и братии говорил о нем и бил челом, что он собирался жить в Киеве в Печерском монастыре ради душевного спасения, а потом идти к святому граду Иерусалиму к Господнему Гробу, а ныне идет в мир к князю Василию Острожскому и хочет иноческое платье сбросить, и он будет воровать, и Богу и пречистой Божьей матери солгал. И мне архимандрит Елисей и братия говорили: «Здесь-де земля в Литве вольная: кто в какой вере хочет, в той и пребывает». И я бил челом архимандриту и братии, чтобы позволили жить мне у себя в Печерском монастыре, но архимандрит и братия мне не дали: «Четыре-де вас пришло, вчетвером и уходите». И пришли в Острог, к князю Василию Острожскому, этот князь Василий в истинной христианской вере пребывает. И мы у него прожили лето, а осенью меня и Миса-ила Повадина князь Василий послал в свое богомолие, в Дер-манский монастырьЖивоначал ьной Троицы. А Гришка съехал в город Гощею к пану Госкому, да в Гощее иноческое платье с себя скинул и стал мирянином, да начал в Гощее учиться в школе по-латински и по-польски, и люторской грамоте, и стал отступник и нарушитель законов сущей православной христианской веры. И я, государь, из монастыря ездил в Острог к князю Василию и князю Василию бил челом, чтобы Василий велел его вернуть из Гощеи и сделать по-старому чернецом и дьяконом, и велел бы его послать к нам в Дерманский монастырь. И князь Василий и все его дворовые люди говорили мне: «Здесь такова земля — как кто хочет, тот в той вере и пребывает». Да князь мне говорил: «Сын-де мой князь Яныш родился в христианской вере, а держит ляшскую веру, и мне-де его не унять. И ныне-де пан Краковской в Гощее». А Гришка в Гощее у него и зимовал, а после пасхи из Гощеи пропал без вести и очутился в городе Бра-чине у князя Адама Вишневецкого и назвался князю Адаму князем царевичем Дмитрием Ивановичем Углицким.
А тот князь Адам, бражник и безумец, тому Гришке поверил и начал возить его на колесницах и на конях в сопровождении людей. Из Брашна князь Адам поехал в Вишневец и того Гришку с собою взял и к радным панам его возил и называл его царевичем князем Дмитрием Ивановичем Углицким. И в Вишневце у него Гришка Отрепьев прожил лето и зимовал. И после пасхи князь Адам отправил Гришку в Краков к королю Сигизмунду, и сказал князь Адам про него королю, будто он царевич Дмитрий Иванович Углицкий. И король его к руке звал, и он начал прельщать его, называя себя царевичем Дмитрием, сыном благоверного государя царя и великого князя Ивана Васильевича всей великой России самодержца.
А сам Гришка начал плакать и королю говорить: «Слыхал ли ты про московского великого князя Ивана Васильевича всея Руси самодержца, сколь был велик и грозен, во многих государствах был славен? А я сын его родной князь Дмитрий Иванович. И как Божьим судом отца нашего на Российском государстве не стало, а остался на Московском государстве царем брат наш Федор Иванович всея Руси, а меня изменники наши сослали в Углич и не раз присылали многих воров и велели им порчу на меня наводить и убить меня. И Божьим произволением и его крепкой десницей укрывшей нас от их злодейских умыслов, хотящих нас злой смерти предать, и милосердный Бог не захотел исполнить их злокозненного помысла, и меня невидимою силою укрыл и много лет сохранял, вплоть до нынешнего нашего возраста. И ныне я, возмужав, с Божьей
