Приятели хотели перейти улицу, но дорогу им преградила шумная процессия.
По улице шел слон. Клоун, стоя на его спине, жонглировал тарелками. Слон вез тележку, на которой акробаты построили пирамиду. На следующей тележке был закреплен огромный щит с надписью: «Гастроли одну неделю! Труппа проездом в Варшаву! Спешите! Только одна неделя!»
За цирком бежали мальчишки.
— Я в детстве тоже хотел стать артистом, — сказал Алексей. — Даже научился показывать фокусы.
Бравин и Наташа устали пикироваться, молчали, подыскивая какой-нибудь предлог для разговора, когда из-за угла вышла группа пограничников во главе с прапорщиком Сергеем Грузинцевым.
— Товарищ капитан, — увидев Бравина, Грузинцев вытянулся, — находящиеся в увольнении следуют в кино...
— Отставить, — Бравин повернулся к Наташе: — Извини. — Он взглянул на солдат, которые торопливо оправляли форму, незаметно бросали сигареты: — Сергей, следуют корабли, вы — идете. И идете не как пограничники...
— Построиться! — скомандовал Трофимов.
— Не надо строем, Василий, — спокойно ответил Бравин. — Надо идти так, чтобы на вас приятно было смотреть. Всего хорошего.
— До свидания, товарищ капитан.
— До свидания, до свидания.
Солдаты сделали несколько шагов, Бравин скомандовал:
— Отставить!
Солдаты остановились и повернулись. На том месте, с которого они сошли, валялись окурки и семечки.
— Эх вы, пограничники, — Бравин повернулся и пошел догонять Наташу.
Солдаты подбирали мусор с тротуара.
— Осторожно! Отпечатки пальцев! — сказал Трофимов, переждал смех и добавил: — А наш капитан, — он щелкнул себя по горлу.
Грузинцев взял товарища за плечо.
— Сергей! — Трофимов прижал руки к груди. — Пахнет от него, а не от меня.
— Да хоть бы он при тебе из горла хватил. Как клятву запомни: капитан Бравин лучший офицер на границе.
Мать Наташи Мария Григорьевна выглядела моложе своих сорока пяти лет, и женщин можно было принять за сестер. По комнате были разбросаны кофточки, платья, туфли; на диване лежал раскрытый чемодан. Женщины рассматривали привезенные Наташей подарки, Бравин сидел за столом и разглядывал открытки с видами Парижа и Рима.
— Ты представляешь, Олег, — говорила Мария Григорьевна, примеряя туфли, — дочь два дня не давала мне заглянуть в чемодан... Тебя ждала, — она прошлась по комнате, пританцовывая. — Снова носим шпильки?
Наташа подошла к мужу и набросила ему на плечи кожаную куртку. Бравин прижался щекой к руке жены, продолжая рассматривать открытки, сказал:
— Спасибо, — он вздохнул, — и ты все это видела...
— Кое-что... из окна автобуса, — ответила Наташа, помолчала и добавила: — Мать и муж, вы ничего о моей жизни не знаете...
В фойе толпился народ, люди пили сок, ели мороженое, нетерпеливо поглядывали на закрытые двери зала.
Около курительной комнаты в окружении пограничников стояли Алексей и Анатолий. Алексей рассказывал анекдот:
— После политзанятий старшина объявляет, — он заговорил с украинским акцентом: — «А теперь, товарищи бойцы, я отвечу на любые ваши вопросы». — «На любые?» — поинтересовался один боец. «На любые», — ответил старшина уверенно. «Ученые всего мира, товарищ старшина, не могут ответить на такой вопрос, — ехидно говорит солдат, — как соединить пространство и время?» — «Пространство и время? Так вот, будешь копать траншею, от забору и до вичиру», — ответил старшина.
Пограничники рассмеялись, Алексей сделал постное лицо, угостил ребят сигаретами и спросил:
— Как служится? По какому году? — И, не ожидая ответа, продолжал: — Я-то на флоте служил, долгий срок...
Алексей был уверенный и обаятельный, ребята смотрели на него с интересом, только прапорщик Грузинцев — настороженно. Алексей заметил это и спросил:
— Прапорщик, я через несколько дней еду в Европу на машине. Сколько бензина мне пропустят?
— Понятия не имею, — сухо ответил Грузинцев.
— А кто имеет?
— Мы завтра у шоссе стоим, подъезжайте, спросите у начальства, — сказал один из солдат.
Грузинцев хотел одернуть говорившего, но Алексей взглядом не отпускал прапорщика. Раздался звонок, публика пошла к дверям. Алексей пожал руку прапорщику, кивнул на зал:
— Всего доброго, увидимся. Я еще буду в Бресте, очерк приказано о вас написать. Журналистская жизнь хлопотная.
Когда пограничники прошли в зал, Алексей задержал Анатолия:
— Не сходи с ума, Толик, дался тебе этот чертов вестерн.
— Ковбой, — Анатолий расправил плечи, — вестерны любят все, но лишь немногие имеют мужество в этом признаться.
Алексей взял его под руку, вывел на улицу.
— Тебе, ковбой, еще пять часов за рулем, — он взглянул на часы.
— Справлюсь, — Анатолий озорно подмигнул. — Что это ты о бензине спрашивал?
— Ты знаешь, сколько в Европе стоит бензин? Сколько можно вывезти за границу? Ничего ты не знаешь. Отложи ты поездку, через месяц оформимся вместе...
— Не могу! — Анатолий провел пальцем по горлу. — Цейтнот!
В этот день наряд Бравина нес службу на КПП, расположенном на шоссе. Контрольно-пропускной пункт — небольшое современное здание, с обеих сторон его паркуются машины, приезжающие в страну и уезжающие из нее. К машинам выходят работники таможни, которые производят досмотр, пограничники проверяют паспорта.
От здания КПП в сторону Польши метров сто шоссе, затем мост, при въезде на который шлагбаум и пограничная будка. Мост перекинут через неширокую речку, в центре моста поперечная полоса, здесь кончается территория нашей Родины. Длина моста небольшая, так что шлагбаум, будка и часовой на той стороне видны превосходно.
На площадке было несколько машин, владельцы и пассажиры оформляли документы в помещении.
Добродушный толстяк в светлом, изрядно помятом костюме, жестами восполняя нехватку русских слов, подвел пограничника с овчаркой и таможенника к запыленному «мерседесу».
— Прошу, прошу, битте, — он быстро открыл все двери и багажник и продолжал по-немецки: — Я еду к вам через много, много границ... Проверяли, хорошо проверяли... Что я могу везти? Бриллианты? Опиум?
Овчарка обежала «мерседес», сунула нос в багажник.
— Что может найти здесь собака? — бормотал на немецком суетливый хозяин. — Шпиона я к вам везу, что ли?
— Альма проверяет, хороший приехал человек или плохой, — сказал подошедший Бравин.