— Такую собаку со щенками надо везти в ООН, — ответил немец.
— Прапорщик, — позвал Грузинцева таможенник, протягивая ему связку книг.
— Это библия, — быстро заговорил немец. — Я человек верующий. Я знаю, что у вас свобода религии.
Пограничник отвел собаку, приказал сидеть. Грузинцев начал перелистывать книгу. Таможенник поставил на капот еще две упакованные связки книг.
— Я протестую! — не очень уверенно заявил немец.
Грузинцев указал Бравину на пачки:
— Товарищ капитан?
— Вы не новичок, прапорщик, принимайте решение, — Бравин сделал несколько шагов к зданию.
Немец догнал Бравина:
— Господин капитан! Господин капитан! Я друг вашей страны.
— Господин Штольц, объясните это прапорщику, — Бравин направился на КПП.
Подходя к зданию, он увидел Алексея, который, заложив руки за спину, стоял в стороне и наблюдал за происходящим.
Бравин козырнул, представился:
— Капитан Бравин. Уезжаете? Провожаете?
— Юганов. Журналист, — Алексей, улыбаясь, продолжал смотреть на суету у КПП.
— Чем могу помочь? — Бравин спросил любезно, но всем своим видом давал понять, что ждет ответа.
— Я должен написать о Бресте. Не о прошлом, а о сегодняшнем Бресте, — Алексей протянул удостоверение.
— Существует протокол, — Бравин вернул удостоверение. — Редакция...
— Обращается в политуправление, — перебил Алексей. — Дается команда на КПП... Времени нет, капитан. Наверху две недели будут переписываться. Я к границе не лезу, вопросов нескромных не задаю.
— Однако находиться здесь без необходимости не разрешается, — Бравин козырнул. — Извините, служба.
— Извиняю, капитан, — Алексей направился к ожидавшему его такси.
Официант Иван Родин в своей квартире укладывал чемодан. Жена рылась в шкафу, доставала вещи, смотрела на мужа растерянно. Родин хмурился и сопел, глаз на жену не поднимал, наконец захлопнул чемодан и сел.
— Ваня, — тоскливо протянула жена. — Ну, куда ты, Ваня?
— Вернусь недели через три. Если будут спрашивать... тебе незнакомые, — Родин кашлянул, — скажи, — он снова кашлянул в кулак, опустил голову еще ниже, — ирод он, Иван, бросил меня с детьми и подался в сторону, мне неизвестную.
— Бросил? — жена закусила губу, голос ее набрал силу и твердость. — Ирод? Сторона неизвестная? Штирлиц какой отыскался! Засекреченный!
— Дуня! — Родин привстал.
Из второй комнаты выскочили два пацана — близнецы — и, роняя стулья, бросились на кухню.
— Цыть, шалапуты! — прикрикнула мать, характер у нее кончился, и она вновь запричитала: — Ваня... А, Ваня?
— Все! — Родин поднялся, в это время сыновья ворвались в комнату с воплем:
— Письмо! Письмо!
Мать взяла письмо, взглянула рассеянно, затем нахмурилась и сказала:
— Адрес наш... Какому-то артисту Чистоделу...
Родин взял у нее письмо, усмехнулся, разорвал конверт и прочитал:
«Привет, дружище! С большим трудом тебя нашел... А ты чуть в обморок не упал... Нехорошо... — по виску Родина скользнула капелька пота. — Твои золотые руки мне понадобятся... Появлюсь через недельку... Отпуск отложи... не надо глупостей. У меня положение неприятное, позади мокро, а впереди — вышка... Я, как знаешь, человек добрый, однако нервный. Рад, что у тебя семья... Завидую. Целую всех. До встречи...»
Родин положил письмо на стол, открыл чемодан и вытряхнул вещи на пол.
Выполняя инструкции тренера, Анатолий приехал в Минск, хорошо выспался и рано утром выехал на Москву. Шоссе летело навстречу. К полудню на верстовом щите Анатолий увидел надпись: «Москва — 180 км».
Рядом с Анатолием сидел офицер милиции, другой милиционер полулежал на заднем сиденье.
— Ну, как вожу? — спросил Анатолий.
— Ничего, Анатолий Петрович, — улыбнулся сидевший рядом. — Самое опасное, когда молодой водитель начинает считать себя асом.
— Значит, прокатились до Бреста и теперь обратно? — спросил второй.
— Точно! — Анатолий обогнал грузовик и снова занял первый ряд. — Дружок у меня мастер, — он похлопал по рулю. — Говорит, не сходи с ума, проверь себя на трассе...
— Верно говорит. Извините, но ехать в Европу с вашим стажем за рулем даже не мальчишество, а похуже...
— Не боги горшки обжигают!
— И в кювете лежат не боги!
— Тьфу на тебя, лейтенант! — сказал Анатолий. — Сейчас высажу.
Все рассмеялись.
Наташа так привыкла к ежедневным тренировкам, что через два дня ничегонеделанья в Бресте затосковала, пошла к своему первому тренеру и попросила разрешения размяться.
В светлом гимнастическом зале звучала музыка. Наташа танцевала с лентой.
Около десяти девочек в тренировочных костюмах сидели на скамейках и следили за знаменитой гимнасткой, затаив дыхание. Тренер, женщина лет сорока, смотрела на Наташу с гордостью и говорила Алексею, который стоял рядом с блокнотом и фотоаппаратом:
— Талант? Да! Но Наташа — это в первую очередь труд! Работоспособность феноменальная.
— А вам не обидно, что лучшая ваша ученица... — начал Алексей.
— Обидно, — перебила тренер, — но с этим ничего не сделаешь. Брест — это Брест... А Москва — Москва. Условия и возможности...
— А сейчас у вас, Ирина Петровна?
— Хорошие девочки, не жалуюсь. Но такие, как Наташа, рождаются не каждый год.
Наташа замерла, музыка кончилась, раздались аплодисменты.
Наташа и Алексей вышли из спортзала.
— А как относится к вашим отъездам муж? — спросил Алексей.
— Задавайте этот вопрос ему лично, — Наташа кивнула на Бравина, который со свертками в руках стоял у дерева неподалеку.
— Здравствуйте, — Алексей поклонился. — Брал интервью у вашей очаровательной супруги.
— Поздравляю, товарищ Юганов, — Бравин взглянул холодно. — Это даже мне удается не каждый год.
— Какая память! — Алексей улыбнулся, затем поклонился Наташе: — Благодарю, всего хорошего.
— Чего же вы не спрашиваете? — Наташа взяла Бравина под руку.
— Товарищ капитан уже ответил, — Алексей сделал шаг назад, быстро щелкнул фотоаппаратом.
Бравин стоял в коридоре своей квартиры на табуретке, закрепляя новый плафон. Наташа следила за
