— Спасибо, не курю, — думая о своем, ответил Бравин и достал из кармана сигареты, затем рассмеялся: — Ты видишь, Петр... Иванов сын, до чего довела человека служба? — Он спрятал сигареты, взял у майора. — Рефлекс, ничего ни у кого не брать. Тут меня один иностранец, — Бравин показал рукой на метр от земли, — леденцом угостил...
Бравин говорил все это быстро, с наигранной веселостью, но глазами с майором не встречался. Тот слушал Бравина внимательно, затем спросил:
— Наташка надолго приехала?
— Доложили...
— Брест, — майор пожал плечами. — Да и таких красивых, как Наташка...
— Наташка просит, чтобы я перевелся в Москву, — сказал Бравин и усмехнулся. — У женщин своеобразное представление о нашей службе.
— Возможно, она права? — осторожно спросил майор. — Ей одиноко, таких, как Серебрякова, в стране раз-два и...
— А таких, как Бравин, миллион. Она права. Однако я человек и хочу им остаться, а не превратиться в мужа знаменитой спортсменки... А Наташка права... Ты бы зашел, комиссар?
К зданию шел прапорщик Грузинцев, с ним хозяин «мерседеса» нес какой-то длинный узкий предмет, рядом шли двое таможенников. Бравин и майор вошли в дом вместе с ними. Хозяин «мерседеса» положил на стол винтовку с оптическим прицелом — изящное и очень дорогое орудие убийства.
— Я еду на охоту, — говорил хозяин, — у меня имеются документы.
— Оформляйте, — приказал Бравин прапорщику.
Они вышли на крыльцо.
— Поздравляю, Арсентий Кириллович, — сказал майор.
— Это Олег Сергеевич, — таможенник улыбнулся Бравину, — его милостью. Машину чуть не размонтировали, а найти не можем... Думал, ошибся ты...
— Случается, — ответил Бравин.
Наташа родилась в Бресте, однако Бравин гулял с ней по городу, как с человеком, приехавшим сюда впервые, изображая экскурсовода, но, приведя ее к крепости, внезапно замолчал.
Брестская крепость. Невысокие длинные здания, старые стены — все это не производит грозного впечатления и не очень вяжется с понятием «крепость». Бродят одинокие посетители, ходят, перешептываясь, парочки, отбившиеся от экскурсионных групп. Люди здесь ведут себя так, как посетители Эрмитажа или Третьяковки: в основном молчат, если говорят, то тихо, потому что человек, сталкиваясь с Искусством, Временем и Подвигом, невольно обращается к себе и теряется от этого сравнения.
Прошла группа пионеров, притихшие, они жались к пионервожатой и к экскурсоводу.
Наташа проводила их взглядом, посмотрела на молчаливого Бравина и поежилась. Они шли к выходу, а когда оказались уже на порядочном расстоянии, Наташа заговорила:
— Какие мы маленькие.
— Да, но мы — счастливые.
— А ты знаешь, что такое счастье?
— Счастье не математическая формула, — сказал Бравин, — счастье — мироощущение. Нет войны, я здоров, занимаюсь любимым делом, рядом ты...
— Спасибо. — Наташа помолчала. — Сколько лет можно помнить войну? Не убивают — счастье. Есть кусок хлеба — тоже счастье. Любимое дело? Проверять документы — любимое дело? Не обижайся.
— Есть такая легенда, — ответил Бравин. — Маленькая птичка упала на землю и вытянула вверх свои лапки. У нее спросили: «Что ты делаешь?» Птичка ответила: «Неужели вы не видите, небосвод падает». — «И ты хочешь своими крохотными лапками удержать небосвод?» Птичка ответила: «Я делаю то, что могу».
Некоторое время они шли молча, неожиданно Бравин сказал:
— Здравствуйте! Пограничный контроль! — и грустно улыбнулся. — Прошу предъявить документы.
Наташа взглянула на мужа удивленно, хотела что-то спросить, но промолчала.
— В жизни каждого человека эта ситуация повторяется тысячекратно. У малыша сверстник отнял мячик — пограничный контроль... Бессмертие Брестской крепости — пограничный контроль. От крохотного до великого. Ты говоришь, просись в Москву, и я должен предъявить документы, принять решение...
— Служба в Москве менее почетна? — перебила Наташа.
— Возможно, и более почетна...
Бравина прервал трубный звук, который сменился грозным рычанием. Звуки доносились из-за забора, когда Бравин и Наташа заглянули во двор, то увидели слона, клетки со зверями. Это был задний двор цирка, который собирался на гастроли за рубеж.
Из ворот выкатился грузовик с прицепом, на котором громоздились огромные контейнеры. Двор был завален ящиками.
Бравин обнял жену за плечи и, глядя на клетки, ящики, контейнеры, рассмеялся:
— Сначала сообщили, что крест выложен бриллиантами, а потом оказалось, что жемчугом.
— Ты о чем? — Наташа смотрела недоуменно.
— Ты представляешь, что можно провезти в этих ящиках? Царь-пушку. А нам заменили бриллианты на жемчуг и считают, что помогли.
Наташа покрутила пальцем у виска.
— Кто повезет, как повезет, где повезет, — говорил Бравин. — Все неизвестно. Найдите, и точка.
— Не знаю, о чем ты конкретно, но тебя это точно не касается, — сказала Наташа. — Существуют таможня, иные службы...
— Все, что происходит на границе, меня касается...
Они обогнули клетку с медведями и увидели Алексея, который фотографировал слона.
— Юганов, — шепнула Наташа. — Мир тесен.
Алексей тоже увидел их, прицелился аппаратом, но снимать не стал, сказал громко:
— Здравствуйте, выйдите, пожалуйста, из тени.
— Здравствуйте, — ответил Бравин, — поберегите пленку для этих красавцев, — он указал на зверей.
Алексей подошел, поклонился, окинул взглядом двор:
— Это тоже Брест. — Затем открыл свою сумку, достал несколько фотографий, протянул Наташе: — На память.
— Спасибо, — Наташа взяла фотографии.
На двух была Наташа на тренировке, на третьей — Наташа и Бравин стояли поддеревом.
— Не судите строго дилетанта. Я журналист, а не фотокорреспондент.
— Спасибо, — повторила Наташа. — Что же вы не признались, что вы тот самый Юганов?
— Потому что не Пушкин.
— Вашу статью я храню. Она принесла мне счастье.
— Счастье принесли вам талант и труд.
Бравин рассеянно поглядывал по сторонам. Все трое двинулись к выходу.
— Чувствую, до отпуска очерк мне не написать, — говорил Алексей. — Через два дня в Москву, отчитаюсь за командировку и на отдых.
— Куда? — безразлично спросила Наташа.
— Париж, Ницца, Рио... Всего доброго, еще увидимся, — Алексей быстро зашагал по улице.
— Какой симпатичный...
— Случайность есть осознанная закономерность, — загадочно ответил Бравин.
Бравин с ножом в руке бросился на стоявшего против него пограничника. Тот растерялся, взмахнул руками. Бравин уколол пограничника, тот вскрикнул:
— Ой! Больно же!
