— Пакетов много было. Я уже не помню даже, сколько всего. Так, приблизительно.
— Те, что возили в Сосновск.
— Разные. Некоторые как будто были набиты пачками бумаги. Такими аккуратными, ровными.
— Могли это быть деньги?
— Да. Я часто думал — взять бы этот пакет целиком. И смотаться. Если бы только знать точно, что это деньги. Уехать куда-нибудь на юг. Взять жену.
— Это вы нам потом расскажете.
— Кошмары уже начали мучить. Поймите, гражданин начальник. Просто не мог. Жалел потом, хоть пулю в лоб.
— Поздно они вас начали мучить.
— Все из-за жены вышло.
— Ну, ну, ну. Спокойно.
— Я спокойно. Детей у нас нет, я ее люблю. А она... Вот из-за нее все и вышло. Я говорил же вам, все как на духу.
— О семейных обстоятельствах поговорим потом. Продолжайте.
— Что продолжать. Начал возить передачи в Сосновск. И все. Возил пакеты. Потом пришел к вам.
— Вам давно уже деться было некуда.
— Но пришел же? Я ведь пришел?
— Какого характера были остальные пакеты?
— Часто очень тяжелые. Совсем. Будто там гири.
— Как часто были такие тяжелые?
— Раз пять. Может быть, шесть. Я же не записывал.
— Сколько всего пакетов вы перевезли в Сосновск?
— Так... Если считать — они давали в два месяца раз. Пакетов пятнадцать перевез. Пятнадцать- шестнадцать.
— Как и кому вы передавали пакеты в Сосновске?
— Обычно я их возил в авоське. Сойду в Сосновске, и сразу в камеру хранения. Там камера автоматическая. Тут же прямо, в зале ожидания, за перегородкой. Беру себе ящик, кладу пакет в ящик прямо в авоське, запоминаю шифр. Иду к телефону. Набираю номер. Один и тот же номер все время — три-шестнадцать.
— Вы знали, в каком доме установлен этот номер?
— Не знал.
— Два года ездили и не знали?
— А откуда? Я в поселок и не заходил.
— Всегда один и тот же был номер?
— Один и тот же.
— Кто отвечал?
— Там тоже всегда был один и тот же голос. И звонить я должен был всегда в один и тот же час. С двух до трех. Такой не очень густой. Сказал бы — почти старческий. «Да, слушаю». Ну, я так, будто переспрашиваю, правильно ли номер набрал. А сам говорю номер шифра. Например, набрал на ящике я шифр двадцать пять — четырнадцать. Звоню. Там снимают трубку. Я сразу: «Простите, это двадцать пять — четырнадцать?» Он отвечает: «Ошиблись. Три-шестнадцать». И вешает трубку. Все. Значит, я могу уезжать. Обычно я так и делал.
— Никогда не пытались подождать и посмотреть, кто будет брать пакет?
— Нет.
— Почему?
— Зачем мне на свою шею неприятности искать? Рыпаться-то зачем?
— Те, кто давали вам пакеты, предупреждали, что делать этого нельзя? Что пытаться проследить, кто берет пакеты, лучше не пробовать?
— Да. Говорили — положишь пакет, не торчи больше. Езжай назад. Только без хвоста. Без конторы. Ну, понимаете. Это вы — контора.
— Можешь не объяснять.
— Вот и все. Так до последнего раза.
— А последний раз?
— Последний раз сказали — в камеру хранения больше не ходи.
— Того, кто сказал это, вы видели раньше?
— Нет. Это был новый.
— Продолжайте.
— Он сказал — в камеру хранения больше не ходи. Пакет спрячешь у себя дома. В Сосновск поедешь только весной, в начале мая.
— Как вы должны были это сделать? Практически?
— Будто бы отдыхать. Жене скажешь — в командировку. А если не хочешь так, можешь каждый раз ездить на электричке. Короче — первый четверг и первую субботу мая ты должен быть на набережной в Сосновске. С тобой должны быть или газеты, или журнал. Читать не обязательно. Но чтобы что-то было в руках. Сядешь на третью лавочку справа от газетного киоска. В каждый из двух дней будешь сидеть на лавочке от двух до четырех. Само собой, если пакет заберут в четверг, можешь тут же уезжать. Пакет положишь рядом на лавочку. В один из этих дней рядом на лавочку сядет человек. Заговаривать с ним не нужно. Человек посидит, возьмет пакет и уйдет.
— Больше ничего не говорили?
— Больше ничего.
— Вспомните.
— Хотя нет. Говорили. Вернее — говорил. Этот, который пакет передал.
— Запутать нас не пытайтесь, Трефолев.
— Да вы что, гражданин начальник. Вы же видите.
— Что же он говорил?
— Сядешь на лавочку, только если убедишься, что нет хвоста. Нет конторы.
— Дальше.
— Если почувствуешь, говорит, что рядом контора — не садись. Тут же на вокзал — и уезжай.
— Как же вы должны были тогда поступить с пакетом?
— Говорит — езжай домой и жди. Сообщим, как передать, в другой раз. Сами выберем время.
— Дальше.
— Что дальше? Дальше пришел к вам.
— Перед тем как прийти к нам.
— Ну, что. Ничего. Спрятал пакет дома. Засунул в чемодан. И на антресоли. Поглубже. Заложил барахлом. А потом подумал — что прячу? Себя прячу. Все равно ведь к вам пойду. Жить больше так невозможно.
— Вы чувствовали, что за вами наблюдают?
— Психом стал. Честное слово. На каждый шорох оглядывался. Да это давно уже. Весь последний год.
— Кого вы конкретно боялись? Нас или их?
— Черт его знает, гражданин начальник. Боялся, и все. Они ведь могли меня пришить. Запросто. Знал слишком много. Ну а вы — известно. Так что — со всех сторон. Никакого выхода.
— Трефолев, успокойтесь. Ну?
— Хорошо.
— Это все были ваши страхи. Что-то конкретное вы заметили? Хоть раз? Человека, который за вами следил? Да или нет?
— Не знаю. Простите, гражданин начальник.
— Да не нервничайте вы. Трефолев, дьявол вас возьми, перестаньте нервничать. Ну. Возьмите себя
