стол вещи — фотоаппарат, щуп для сетей, планшет, карты районов промысла, нож, ТТ в кобуре.
— Это еще не все, — Васильченко протянул блокнот. — План твоих лекций.
— Лекций? Ты серьезно? — я полистал блокнот. «Борьба с хищническим отношением к природе», «Рыба — наше общее богатство», «А что сделал ты?». — Взялся ты за меня.
— А так лучше. Держи еще и форму. Шинель. Фуражка. Китель. Нагрудный знак. Втянешься — никто ничего не заподозрит. Пока ты все правильно сделал. Руку Кольке Гнатюку успел сломать.
— Сам напросился.
— Кого еще застал? У Зиброва был, конечно?
— Был. Парень он ничего. Только что-то не очень ловко распорядился насчет камеры хранения.
— Видишь, когда я заметил второй раз трюк Трефолева, я не думал, что зашло так далеко. Что у нас тут много лет сидит кто-то. Ну, подумал — спекулянты. Не больше. Возьмут пакет на другой день. Поэтому и Гену предупредил наспех. Что говорится, без должной накачки. Прошло минут сорок, а то и час. Потом я сам сообразил — может, все серьезней. Позвонил на заставу — сам назад. А Гена еще только собрался. Тут тоже сообразить трудно — будут этот пакет сразу брать, не будут. Ящик уже был пуст. Мы с Геной только полюбовались, какой он внутри.
— Интересно, заметил ли он вас с Зибровым. Если заметил — понятно, почему он выбрал другой вид передачи. Испугался, что Трефолев накрыт.
— Ну, во-первых, мы появились не как пожарная команда. Без сирены. А потом — если бы он заподозрил, что Трефолев накрыт, он вообще бы отказался от его услуг.
— Будем верить.
— Трефолев был завербован три года назад. Поэтому Сторожев решил обратить внимание на тех, кто приехал сюда на жительство примерно в это самое время.
— Наверное, таких немного?
— Сравнительно. Ты забыл, как меняется состав на траулерах.
— А почему тот, кто внедрился сюда надолго, обязательно будет действовать с такой хронологической точностью?
— Мы со Сторожевым думали об этом. Но надо же иметь какие-то ориентиры. И этот ориентир — трехлетний срок с того дня, как Трефолев повез первую передачу. Приблизительно в это время, три года назад, в поселок прибыло двенадцать человек. Перечислю всех по порядку. Прежде всего — двух самых подозрительных. Семенец Михаил Иванович.
— Капитан траулера, на котором Гнатюк?
— Он самый. Что-то в биографии он не дописал. Знаешь, как в колхозе. На путину всех берут. Тем более капитаном он оказался опытным. Дело знает. Потом Галиев, траловый мастер. Такой круглолицый, похожий на кота. С того же МРТ. Где только он не бывал. След теряется.
— Остальные?
— Перечислю всех по порядку. Барановский — траловый мастер. Истомин — моторист. Сотников — траловый мастер. Жена Сотникова — домохозяйка. Терехов Вячеслав Константинович — учитель рисования.
— То есть художник?
— Терехов и раньше здесь жил. Уроженец. Но уезжал. Теперь вернулся, преподает. Потом Прудкин — директор кинотеатра. Соловьева Маргарита — парикмахер.
— Рита? Симпатичная девушка.
— Очень симпатичная. Даже слишком. Хотя... понял. Ведь ты у нас сейчас прямо как с картинки. Чувствуется опытная рука. Потом два чернорабочих. Ильин и Варюшкин. Потом некто Голубев.
— Почему некто?
— Прописали его здесь, пожалели. Поработал два месяца в коптильном цехе — бросил. Тунеядствует, пьет. Работает, когда и где вздумается. Пришел, ушел. Подвизается на сезонной работе. Сейчас у Прудкина. Оба друг друга стоят.
— Почему? Тоже тунеядец?
— Полная противоположность. Прикидывается трепачом, рубахой-парнем. А на самом деле — аккуратист. Даже — скряга. Но где надо, может подложить неплохую взятку. Посмотрел бы на его обстановку. Вилла. Бар в подвале. Между прочим, ездит в Ригу. И часто. Хотя все понятно. Вернее, оправдано. Ездит он за фильмами. Выбирает их в кинопрокате. Фильмы выбивает, правда, неплохие, жаловаться нельзя. Дефицит — а у нас все идет.
Мне хотелось спросить о Саше. Подожду. Выясню все сам. Пока надо разобраться в том, что мне сказал Васильченко.
Самые подозрительные, конечно, Прудкин и Семенец.
— Какого мнения об этих людях Сторожев?
— Пока никакого. Ты же знаешь Сергея Валентиновича. Знаю только, сейчас он докапывается до двух неясных лет в биографии Семенца.
— А ты? Что ты сам думаешь? Есть у тебя кто-то на примете?
— Я? — Васильченко прошел в угол, взял веник и совок. — Ты знаешь, никого нет.
Он стал подметать комнату.
— Питаться где собираешься, вот что ты мне скажи.
— Не знаю.
— Если умеешь стряпать — можем договориться и готовить здесь.
— Я не специалист.
— Можешь ходить в колхозную столовую. Кормят там просто, но, в общем, не так плохо.
— Я так и привык. Много приезжих в поселке?
Васильченко вернулся, поставил совок в угол.
— Все время кто-то болтается. Место здесь хорошее. Воздух, сосны, море. Вот и сейчас, — он снова вышел в сени, — Бычковых сын из армии пришел. Сашка Дементьева сколько не была. Наконец заявилась, осчастливила родителей. С женихом познакомила.
Я прошел в свою комнату. Натянул два свитера. Вышел на крыльцо.
Наверное, такого воздуха нет ни в каком другом месте.
— Знаешь, хочу побродить. — Я прислушался, как скрипят сосны.
— Проголодаешься — заправиться не забудь, — сказал Васильченко. — Вечер у нас занят. Пойдем на боте вдоль побережья.
Васильченко взялся за меня по-настоящему.
Два раза в неделю я выходил вместе с ним в море следить за траловым ловом. Уже знакомый мне «Двинец», судно районной инспекции, выделялся в эти дни в наше распоряжение до конца весенней путины. «Двинец» следил, чтобы колхозные траулеры вели лов в зонах, разрешенных для промысла.
Приходилось проверять щупом размеры ячеек сетей и тралов. Во многих местах участка ловля тралом в весеннюю путину была запрещена. Здесь разрешалось ловить только ярусом. Теперь я хорошо отличал издали ярус, брошенный в море, — длинный плавучий перемет, усеянный рядами крупных крючков с наживкой.
— Запомни — весь наш местный частник-браконьер у меня наперечет, — учил Васильченко. — Ты сам должен знать всех. Братья Семины, Лапиковы, семья Куркиных. Ох, лиса этот Куркин. Повар нашей столовки. Это — наиболее злостные. Есть и помельче. Всех надо помнить. Боятся инспекции как огня. Штрафовал не раз, отбирал сети. Бывает добыча — лосося ведер на десять. Меня они уже наизусть знают. До того доходит — нарочно пущу слух, что уезжаю по делам. Утром выйду в море, гляжу — тут, голубчики. Вышли. Плакал наш лосось. Жалости тогда к ним нет.
В дни, когда «Двинец» уходил на соседние участки, мы по очереди выходили в море на колхозных траулерах.
Выйти можно было на любом из пяти судов. Я старался чаще выходить на траулере, где работали Семенец и Галиев — на МРТ-1.
Траулер Семенца всегда выходил точно к косяку. Матросы на МРТ-1 работали быстро. Каждый знал свою работу, действовал не оглядываясь на соседа.
