У садовников яды, распылители, ловушки, ружья и еще множество вещей, муравьям неизвестных. Муравьи и представить не могут, как от этих вещей защититься.
И скажи мне, Роджер, отчего цефовские корабли именно такие? Почему их экзоскелеты двигаются почти как мы, почему пушки стреляют почти как наши и гребаная их артиллерия работает на манер нашей? Отчего цефовское оружие и тактика настолько похожи на наши? Задумался?
Да просто они не садовники, вот и все. И не пришельцы – не настоящие, во всяком случае.
Они – инструменты садовников, ножницы для подрезки кустов, тяпки, грабли, оставленные ржаветь в сарае. Тупейшие из садовых инструментов, запрограммированные шляться по саду, выпалывать сорняки и подстригать газоны в отсутствие хозяев. Наша планетка чересчур захолустна, чтобы тратить на нее настоящий разум. Здешние цефы отчасти разумны просто потому, что там, откуда они прибыли, даже стулья в определенной степени разумны, но им никто не читал «Искусство войны». Граблям и тяпкам курсы военного дела не читают. Оттого им пришлось учиться на ходу. Их тактика и оружие похожи на наши, поскольку основаны на наших. Мы – единственный образец для подражания, найденный их дешевыми, убогими обучающимися процессорами. Лемуру глупо надеяться победить садовников, но у него есть неплохой шанс выстоять против кучи ржавых пылесосов.
Жизнь? Органическая? Роджер, ты серьезно? Парень, даже мы делаем процессоры из мяса, мы еще в конце прошлого века научились прикручивать нейроны к машинам! С какой стати считать комки органики в экзоскелетах чем-то большим, чем роботы? С какой стати думать, что цефы – кто бы они на самом деле ни были – проводят хоть какое различие между мясом и железом? И то и другое для них – просто материалы для машин.
Скажу тебе, Роджер, положа руку на сердце: между тем и другим куда меньше различий, чем ты думаешь. Куда меньше.
Уж поверь мне.
Пока мы убираемся восвояси, Стрикланд обрисовывает состояние дел. По ней, Харгрив – целиком свихнувшийся извращенный придурок. Точнее, «полный безумец, считающий себя единственным разумным и компетентным человеком на планете». Но Голд прав: Харгрив знает про цефов больше любого другого хордового. История его знакомства с цефами началась куда раньше Лингшана, раньше Аризоны. Несомненно, Харгрив знал о цефах еще до того, как умыкнул их технику из сибирской таежной глухомани в 1908 году (кстати, это значит: Харгриву по меньшей мере сто тридцать лет – удивительно, что Бюро переписи населения упустило столь чудный факт… хотя, наверное, Харгрив давно запустил волосатую жирную лапу в это самое Бюро).
Стрикланд небрежно роняет слово «Тунгуска» – как будто я сразу все должен понять. Оказывается, это место, где рвануло в воздухе мегатонн пятнадцать, причем за многие десятилетия до того, как человечество научилось делать атомные бомбы. Две тысячи квадратных километров тайги повалило в момент. И никто толком не выяснил, что там было: то ли обломок кометы, то ли метеорит, то ли микросингулярность. Никто не нашел ничего определенного, потому что Джейкоб Харгрив и Карл Раш успели раньше и вывезли все ценное.
И долгие десятилетия после этого Харгрив держал взаперти огонь, украденный у богов, дул на его угли, опасные и непредсказуемые, терпеливо выжидая, пока наша технология разовьется до уровня, позволяющего расшифровать коды и разгадать загадки. Может, и не всегда терпеливо выжидал – кто знает, сколько наших хваленых революционных технологий на самом деле разработано нами, а не подсунуто исподтишка озабоченным мегаломаньяком с коробочкой краденых сокровищ.
Судя по событиям последней пары дней, подсунул он их все же слишком мало.
В общем, три года назад харгривовские инженеры вздумали сунуться на цефовский форпост в Южно- Китайском море. Задумка вышла боком: цефы пробудились, и отец Тары Стрикланд не вернулся домой. С тех пор Харгрив ожидал, пока аукнется на другом конце Земли. Готовился он уже сотню лет, предупрежден был за три года и заранее выпек план победы над иноземными пришельцами. Хозяева Стрикланд хотят узнать, что за план.
Я-то план знаю, своей шкурой узнал. Главное: выдрать меня из Н-2, как выдирают человека из собственной кожи, выкинуть ненужные части и втиснуться в остальное. Насчет последующего не уверен. Но Стрикланд уже пустила под откос главную часть, так что можно без особой опаски узнавать о частях второстепенных. Может, в процессе и мир удастся спасти.
Мы снова едем вверх. Грузовой лифт – платформа без стен, с решетчатым полом; тавровые балки, пучки тросов и кабелей, жирно-белые шлакоблоки уныло проплывают мимо, пока Стрикланд читает лекцию:
– Он спрятался на этаже, где центры управления и комнаты директоров. Сопротивление будет ожесточенным. Никому не удавалось увидеть Харгрива воочию, даже мне. Поверь, я пыталась изо всех сил – а я ведь глава его службы безопасности. Тебе придется прорываться.
Кажется, Тара не замечает мертвого сотрудника «Призмы», лежащего подле нас на платформе лифта. На дуло его М-12 наверчен приличный глушитель. Сотруднику он уже ни к чему, и я с удовольствием прикарманиваю находку.
Дернувшись, лифт останавливается на уровне, явно не приспособленном для жилья: повсюду ящики с амуницией, шкафы, этажерки. И над головой – еще одна крутящаяся желтая мигалка.
Ах да, не забудьте про камеры.
– Я замкнула местную беспроводную сеть – у тебя минут пять, прежде чем Харгрив взломает ее и спустит на тебя всех собак. – Тара фыркает тихонько. – Не только на тебя – на нас. Попробую подняться наверх, на вертолетную площадку, и обеспечить нам с тобой путь отхода. Вытаскивай Харгрива и иди с ним на крышу. Мы его вытягиваем, увозим и заставляем разговориться. Иди!
Включаю невидимость. Бегу незримый мимо камер наблюдения к лестнице, а за спиной лифт снова приходит в движение.
На этот раз никаких указателей, никаких полезных стрелочек и дружеских голосов, указующих, куда идти и что делать. Лестницы, крутые повороты, а двумя-тремя этажами выше – встревоженные голоса.
– В зале, где жестянку потрошили, коммуникации до сих пор отключены.
– Куда Стрикланд подевалась?
– Наверное, отключилась – сам не могу достучаться.
– Дело хрень, и дерьмом пахнет.
Да, дело хрень, но быстрое и легкое. Никто не успел и вздохнуть, не то что выстрелить. Глушитель просто творит чудеса.
Я – акула, кружащая среди обломков кораблекрушения. Бедные наемники озадачены и растеряны, слишком много у них хозяев: и Локхарт, и Стрикланд, и Харгрив – и все говорят разное. Они не понимали, куда бежать и что делать, и до того, как Стрикланд перекрыла им коммуникации. А я тем временем перемещаюсь из убого и скудно обставленных складов на этажи безукоризненных офисов, конференц- залов, отделанных дубом и кожей. Каждый следующий этаж роскошнее предыдущего, отделан в более темных тонах, с мебелью древнее и солиднее – будто бредешь назад во времени. Тут курсоры и указатели не требуются – путь к Джейкобу Харгриву очевиден, просто иди к Викторианской эпохе.
Харгриву потребовалось почти десять минут, чтобы управиться с саботажем, и еще тридцать секунд, чтобы передать всем приказ найти нас и пристрелить. Но я тем временем уже на нужном этаже. Жалкая группка наемников в боевых доспехах выключает свет и пытается охотиться за мной в инфракрасном свете, но бедолаги недаром провели последние тридцать шесть часов, наблюдая, как дядя Голем выбивает одного их приятеля за другим. Прошлой ночью они, может, и лелеяли мысль о мести, но теперь их можно выследить по звуку трясущихся поджилок.
Я бы их избавил от необходимости ждать и сходить с ума от ужаса, но цефы успевают раньше.
Не знаю, откуда они явились. С тех пор как я ступил на остров Рузвельта, осьминожек не видно было, но вот они здесь, во всей красе, наглая банда охотников, глаза пылают, щупальца так и машут во все стороны. Они ломятся сквозь стены и рвут людей на части, будто подрядились мне в помощники. Охотников лишь четверо – и быстро становится трое после удачного целлюлитского выстрела. Потом и я валю одного, ныряю в подвернувшийся лестничный пролет и оказываюсь этажом ниже. Забиваюсь в подходящий угол, обеспечивающий защиту и хороший обзор, наставляю пушку и жду.
Но цефы за мной не торопятся.
