гадостью от бессмертного лживого старикашки, но нанокомбинезон знает лучше, чего ему надо. БОБР знает лучше.
Мы хватаемся за шприц и втыкаем.
– Да, да. – Харгривовский аватар чуть не мурлычет от удовольствия. – Тунгусская итерация!
Перед глазами мутнеет.
– Ключ ко всем вратам!
Я проваливаюсь в черноту.
В пустоте рядом со мной Натан Голд – и он хнычет.
– Они были здесь, прямо в Нью-Йорке, все это время?
– Да, Натан, их законсервированная техника была здесь. – Харгрив говорит медленно и терпеливо, будто разъясняя заторможенному ребенку необходимость вытирать попу. – Один из их рабочих сараев и квантовый телепорт для перемещений. Думаешь, я выстроил базу в гигантской сточной яме под названием Нью-Йорк из-за великой любви к ней?
Перед глазами дрожит и плавает кирпично-красный ковер, на нем узоры вроде птиц. Странно, до сих пор не замечал.
– Отчего ж ты никого не предупредил?
– Натан, кого предупреждать? Абстрактное человечество? Биологический вид, столько раз безоглядно обманывавший себя перед лицом неприятных фактов? Существ, столь радостно и безоговорочно принявших простые истины вроде необходимости контроля над рождаемостью, над расходом природных ресурсов, над изменениями климата? Нет уж, спасибо большое, я предпочитаю доверять себе и горстке отобранных мною людей.
Я становлюсь на колени, я поднимаюсь на ноги.
– Горстке отобранных людей. Просто чудесно. И куда ж эта отобранная горстка нас завела? Старик, задумайся, что ж ты наделал! Они же здесь, цефы – здесь!
– Конечно, Натан! Хозяева усадьбы вернулись.
Да, вернулись. Я теперь вижу, откуда темные пятна – с неба, от окон в потолке, вижу насекомые формы, четко выделяющиеся на фоне серой пелены облаков, дергающиеся, прыгающие, приближающиеся, вижу ослепительный голубой свет их дуговых резаков.
– Хозяева включают машины, прогревают котел отопления. Назревает большая весенняя уборка старого дома. Видишь ли, им не слишком понравился гниющий за холодильником мусор.
Над «Призмой» повисает цефовский корабль, похожий на членистое распятие, покачивается, выцеливая.
– И можно ли их винить за пристрастие к чистоте?
Корабль вздрагивает – и все харгривовские суперпрочные армированные стекла сыплются наземь дождем режущих осколков.
В резиденцию Харгрива врываются дождь, ветер и цефовская пехота. Мудрец в жиже приветствует их полоумным старческим хихиканьем: «А-а, наконец-то ангелы смерти, мой эскорт к человеческой бренности! Добро пожаловать! Вас уже заждались!»
Но, судя по тому, как цефы лупят по мне, Харгрив их не интересует.
Дело пахнет керосином. Пехота и охотники несутся ко мне через зал сворой голодных доберманов. Я бегу по железной лесенке на галерею у верхнего края книжных полок – оттуда хоть отстреливаться удобнее и умирать наверху приятней. Выход отыскать не надеюсь, но – вот он, между шкафами: черный аварийный ход, спасительная лестница, узкая нора со шлакоблочными стенами, ступенями из бетона и трубами вентиляции во всю длину, словно сухожилия.
Харгривовский аватар восторженно вещает: «Стань Пророком! Используй его доспехи, сражайся за человечество, за свой вид во всей его нелепой, никчемной и лживой красе! Иди же, спасай всех и вся!»
Я несусь по лестнице, над головой вертятся желтые мигалки, здание трясется подо мной.
– Говорит Джейкоб Харгрив. Персонал ЦЕЛЛ, слушайте: коммандер Локхарт погиб, я тоже вскоре погибну, а «Призма» самоуничтожится. Пророк сейчас – единственная ваша надежда победить вторгнувшихся пришельцев. Потому вы должны всеми силами способствовать его эвакуации с острова.
О, как любезно! Интересно, его кто-нибудь слушает?
Компьютерный голос – другой компьютерный голос, холодный, женственный, – начинает отсчет: «Все строения базы “Призма” эксплозивно изолируются через десять минут. Вы освобождаетесь от ваших обязанностей работников “Призмы”. Пожалуйста, покиньте базу по обозначенным маршрутам».
Думаю, на крышу выбраться, к вертолетной площадке, времени предостаточно. И тут в эфире появляется Тара Стрикланд и озабочено сообщает: мол, вся крыша разнесена в хлам, ничего летающего там не осталось.
– Я направляюсь на мост Квинсборо, – говорит Тара. – Жду тебя там, на дальнем конце.
Цефы повсюду, «целлюлиты» тоже, и совсем неважно, слышали они последний харгривовский приказ или нет. Все мы сейчас звери перед лесным пожаром, все бежим, стараясь обогнать пламя. Когда налицо перспектива зажариться живьем, уже нет ни хищника, ни добычи. Бежим со всех ног, палим по цефам, встающим на пути. Отсчитывающая время девица то и дело выныривает в эфире, мило информируя о последних новостях. «Призма» эксплозивно изолируется через восемь минут, через семь, через шесть…
Честное слово, не стоит напоминать. Мы поняли.
Кто-то вспоминает про служебный лифт, про путь на мост Квинсборо. Не знаю, где этот лифт, никто стрелочек мне на экране не высвечивает, но сориентироваться легко – просто беги вместе с толпой. Правда, по толпе лупят сверху, изрядно ее прореживая.
Лифт оказывается как раз там, где мост пересекает восточную оконечность острова. У нижней двери топчутся трое «целлюлитов», лихорадочно тыча в кнопку вызова. Завидев меня, вздергивают пушки – я наставляю свою. Так и стоим, тряся стволами, думая, как себя прилично вести в подобной ситуации. Отсчитывающая девица объявляет про две минуты.
Лифт приходит, и мы все вместе грузимся. Кто-то лихорадочно давит и давит на «ВВЕРХ», кто-то – на «ЗАКРЫТЬ ДВЕРЬ».
Трогаемся.
Над головой – старинный громкоговоритель, привинченный к потолку – ну, знаешь, вроде древнего мегафона с квадратным раструбом, оттуда бэкграундом тянется переложение «Nine Inch Nails» для скрипок и флейты. Отсчитывающая девица объявляет одноминутную готовность.
Поднимаю «грендель» и разношу громкоговоритель вдребезги. «Целлюлит» говорит: «Спасибо».
И вот мы на мосту, и снова каждый сам за себя.
Выжимаю из Н-2 все до последней капли, все – на скорость. Но двадцать секунд – и ресурс иссякает. По мосту лупят и сверху и снизу, цефовские трассеры прорезают воздух ярким пунктиром, вокруг полно брошенных авто, и выпотрошенных, и еще горящих, стада легковушек, грузовичков, пикапов. Кажется, сквозь сеть балок и растяжек вижу подступающего визгуна и знаю, даже не глядя: над головой цефовский корабль заходит на атаку.
Отсчитывающей девице больше нечего сказать.
Оказывается, эта дама – мастерица недоговаривать. «Эксплозивно изолируется», надо же. «Призма» натурально взлетает к небесам и прихватывает мост с собой.
Он колышется подо мной, выгибается, понизу катится огонь, и все огромные стальные опоры, арки, тросы, утыканные желтым, двутавровые балки сминаются вокруг, словно оригами. Автоцистерна взлетает шаттлом и запутывается в паутине горящего металла. Я пытаюсь бежать, но устоять почти невозможно – как на спине загарпуненного кита. Мост разваливается на части, я падаю, успеваю схватиться за выступающую балку, а эйрстримовский трейлер величественно пролетает мимо и бухается в воду. Вишу на кончиках пальцев, подтянуться нет сил, и безнадежно надеюсь: Н-2 сумеет накопить заряд, прежде чем я спекусь в комок шлака. Зато предо мною чудесный вид на останки острова Рузвельта. Там – настоящий ад, пылает даже вода. Там ничего не узнать. Наверное, когда пламя уймется, там останется лишь гора оплавленного камня.
Интересно, получил Харгрив у муниципалитета разрешение на такую «эксплозивную самоизоляцию»?
