Вы слышали вой смерча, который, словно живой, мчит вдогонку за жертвой и вот-вот нагонит ее? Так вот, именно такой звук породил проклятый аппарат. Я отшатнулся, и в следующий миг нечто сорвало все три крана, а дымящаяся желто-зеленая масса тройной струей ударила в пол, обдавая меня с головы до ног горячими пахучими ошметками. Меня мгновенно пригвоздило к переборке и изгадило. В долю секунды я стал самым мерзким существом во Вселенной. Реактор же, сделав свое грязное дело, облегченно рыгнул и затих, а может быть, даже потерял сознание от чрезмерной нагрузки или стыда за содеянное…
— …, …, …, — только и смог сказать я, глядя на поднесенный ко рту указательный палец правой руки со скромным пробным мазком и левую руку с разводным ключом, прикрывающую живот стыдливым жестом купальщицы. Потом мой взгляд нехотя переместился ниже, на пол, залитый варевом. Зрелище было ужасным. Мне следовало родиться камикадзе — и быть счастливым. Или стать испытателем реактивных самолетов в производственном романе и на каждой восьмой странице с радостью биться о землю ясным соколом. Но я родился космическим сантехником и теперь стою по щиколотку в съедобном дерьме.
Я трижды проклял свою бумажную судьбу, трижды — проклятый реактор и понял, что этого недостаточно. И тут нечто на полу привлекло мое внимание. Я зачерпнул горсть «Втор, блю.», и когда жижа стекла меж пальцев, на ладони остался тонкий металлический кружок с потертым пластиковым напылением. Кружок был треснутым. Не побрезговав покопаться еще, я выудил шесть таких кружков, шесть прокладок в дозаторных форсунках. И все они были старыми, ветхими, как «Граф Монте-Кристо» после ста читок.
Я понял, что по-прежнему очень богат злостью и мне нужно во что бы то ни стало поделиться своим богатством.
Стряхнув гороховое обрамление, я выбрался из болота и прямиком направился в шлюзовую. Там, около люка, висел график дежурных работ — обширный стенгазетный лист, прихваченный по углам широкими лентами скотча, который суперкарго выменял в каком-то современном детективе у рэкетиров. Я пошарил по лабиринту разноцветных граф глазами, потом для верности поводил еще и пальцем. В обоих случаях пеленги сошлись на одном и том же объекте, что исключало ошибку.
Рядом с графиком из стены выпирала бородавка интеркома. Я утопил кнопку и наклонился к динамику:
— Идентификация. Добшин Валерий Максимович.
— Добшин Валерий Максимович, — послушно откликнулся кибермозг. — Перемещение: сектора Д-22, Г-22, В-22, Б-22. Продолжить отслеживание движения объекта?
— Отбой.
Ну, конечно, смена заканчивалась через десять минут, и Валерик на всех парах уже мчался к выходу. Я занял позицию у шлюзовой.
Спустя полминуты дробный перестук известил о приближении объекта. Он вынырнул из-за поворота — мелкий, белесый и круглолицый, жизнерадостно взмахнул рукой и замер, разглядев дизайн моего комбинезона.
— Ты чего, Миха?
Я не стал распространяться о своем нынешнем самочувствии, хотя тема была обширной и животрепещущей.
— Валерик, — сказал я. — Иди-ка сюда, Валерик, дело есть.
Похоже, ему что-то не понравилось в этих обыденных словах, потому что подросток шагнул в сторону, намереваясь обойти меня. Я шагнул следом.
— Ну и запашок, — хмыкнул Валерик. — Слушай, спешу, да? О делах потом побазарим.
— Есть вещи, которые нельзя откладывать на потом, — сказал я, прижимая подростка к переборке.
— Например? — Он сделал безуспешную попытку вывернуться.
— Например, уборка гороховой каши, которая своей тарелкой выбрала дубль пищеблока.
— Ты че, Лекало, салагу нашел? Пусти! Если сильный, то…
— Я не сильный, а справедливый, Добшин, — уточнил я. — Последнюю профилактику в дубле ты делал?
— А я помню?
— А график?
— Ну… может… И что? — он еще готов был отпираться, но я уже видел, видел, что он понимает о чем речь!..
— Прокладки менял?
— Отвали, да? — противным голосом попросил подросток. — Чего пристал-то? Прокладки, памперсы…
— Так менял?
— Не помню. Менял.
— Вот эти прокладки? — уточнил я, подбросив колечки в непосредственной близости от конопатого носа. Подросток ловко перехватил кольца в кулак.
— Ну а чё те надо-то?
— Мне надо, вьюноша, чтобы ты делал свою работу, а не пиво жрал. И чтобы ни я, ни кто другой после тебя дерьмо не разгребали. Так что, сынок, если не хочешь, чтобы Смирнов узнал, бери курс на дубль и выскребай все начисто. А потом меняй прокладки. МЕНЯЙ, слышишь? — И для большего усвоения я встряхнул сморщившегося подростка.
— А ты докажи, что я схалтурил. Ты следил за мной, Лекало? Следил? Ты вон лучше за Аленкой своей следи, диффузатор!
— Кому Аленка, а кому и тетя Алена, дите, — прошипел я, а руки непроизвольно сжались, сминая парадно-чистенький комбинезончик Добшина, но тут меня словно вновь ошпарило гороховой похлебкой. Эпизод с диффузатором, девятая глава. Мы же там вдвоем с ним возимся, я и любознательный Добшин, больше никого. Откуда Аленка-то…
— А ну-ка… — переключился я на новую тему. Рука пошла вверх, увлекая за собой стажера. — Ты что же, щенок…
Щенок с неожиданной злобой влепил мне кулачком под дых. Кулачок у него маленький, подростковый, но острый. Я задохнулся, замешкался и получил второй удар — не в глаз, а в бровь. Бить я его не собирался, нет — пусть ему и тридцать с лишком, а ведь физически все равно пацан, не ровня… Но его удары — это было уже чересчур. И раскрытой ладонью, с левой я все-таки приложился по белесой мордашке и тут же в ухо, сильнее, чем смог бы добшинский кулачок, ударило:
— Не сметь! Отставить!
Добшин рванулся — и был таков, а я остался один на один с посеревшим от праведного гнева капитаном.
— Ответьте мне. Ответьте немедленно. С каких это пор. Вы взяли в практику. Избивать младших по званию и по возрасту. — Он не спрашивал, он вбивал в меня фразы, как осиновые колья в грудь вампира — с силой, брезгливостью и осознанием того, что не вбивать нельзя. — Отвечайте, Безбородое, не трусьте.
Я струсил? Нет, наверное, нет. Прокладки упорхнули вместе с Добшиным, доказательств не было, да и не собирался я жаловаться капитану, — слишком уж это было бы… Просто мне в тот момент все стало вдруг по фигу. Вся эта возня с переизданием, вся эта работа, бесконечный сизифов труд и прочее, прочее, прочее… Такая тупость навалилась вдруг, такая безнадега, что выйди на аллею — и любой сук уже твой, аминь и Автор прости… «Так и живем… — выплыло откуда-то. — Так и живем…»
— Безбородое! Куда вы! Я вас никуда не отпускал!
— Туда, куда и младший по званию — пиво жрать! — рявкнул я в ответ и, следя на каждом шагу, словно собачонка, страдающая недержанием, заквацал к выходу.
— На сегодняшнем собрании ваш проступок будет рассмотрен вторым вопросом, — ткнуло в спину.
«Да пошли вы все…» — но это уже про себя, про себя.
Прямо в шлюзовой разделся, забил испоганенную спецуху в угол и дезертировал. Гадко было — не представите. Хорошо, у нас космодром создан с размахом, достойным строек коммунизма. Пока отмахал от
