— Почем мне знать? Несколько дней назад ни свет ни заря заявился к ней какойто мужчина. Они с час шептались и спорили, но, похоже, до чегото всетаки договорились, потому что она тогда же собрала вещи, привязала на спину ребенка и с тех пор мы ее не видели.
— Мужчина? — спросила Валентина. — А как он выглядел?
— Высокий. — Женщина снова улыбнулась Йенсу. — Но не такой высокий, как вы. Темнорусые волосы, одежда не новая, но аккуратная.
— А взгляд уверенный, как у человека, который точно знает, чего хочет?
— Да, — кивнула женщина. — Это он.
— Черт, — выругалась Валентина. — Он нас опережает.
Йенс вывел девушку на улицу, обвил ее шею рукой. Валентине стало тепло и уютно.
— Есть и другие места, — заверил он любимую.
Аркин в любое время мог шагнуть из тени и всадить ей в горло нож, чтобы положить конец бесконечной слежке. Но не делал этого. Он знал, что не сможет, точно так же как не смог перерезать нежное белое горло ее матери. Виктор презирал себя за слабость. Они были врагами. Они были угнетателями.
Инженер тоже был врагом, только врагом намного более опасным. Если Аркин убьет Валентину, ему придется убить и Фрииса, потому что иначе тот рано или поздно найдет его, в этом шофер не сомневался, и тот день станет для него, Аркина, последним.
Пока что он позволял девушке жить.
Аркин шел по длинному коридору гостиницы, ясно понимая всю степень риска. Он прекрасно знал, что здесь, в отеле «Де Русси», встретит скорее не Елизавету, а поджидающих его агентов охранки, и все же он не свернул. Остановившись перед нужной дверью, он долго прислушивался, но из номера не доносилось ни звука. Однако это ничего не значило. В ответ на его прикосновение дверь медленно отворилась, и он вошел в комнату.
Елизавета сидела на краю кровати. Она была в платье могильночерного цвета и шляпе с блестящими черными перьями и сеточкой вуали. Лицо было сведено мукой. Внушительных размеров ружье лежало у нее на коленях, словно ручная собачка. Госпожа Иванова поглаживала его рукой в перчатке. Увидев Аркина, она подняла оружие. Какоето время они молча смотрели друг на друга.
— Добрый вечер, Елизавета, — наконец произнес Виктор.
Женщина не ответила, поднялась с дивана и перехватила ружье обеими руками.
Аркин подошел к ней так близко, что мог дотронуться до ружья, но руки его не шевелились.
— Я не хотел, чтобы Катя умерла, — быстро произнес он.
Женщина медленно, словно через силу, покачала головой, как будто та была слишком тяжела для ее шеи.
— Валентина говорит другое.
Он подошел еще ближе. Сердце его тревожно зачастило — ствол ружья уперся ему в грудь.
— Стреляй, если это утешит тебя.
Глаза под вуалью закрылись. Аркин задержал дыхание и досчитал до десяти, но так и не дождался смертельного толчка в грудь.
Без слов он взял из рук Елизаветы оружие и бросил его на атласное одеяло, потом осторожным движением вынул шляпную булавку, и шляпа слетела на пол. Руки его обвили трепещущую фигуру женщины, и он прижался щекой к ее волосам, чувствуя на шее ее теплое и быстрое дыхание. Они простояли так, заново привыкая друг к другу, десять минут.
— Почему мне не хочется тебя ненавидеть? — прошептала она. — Неужели я такая ужасная мать?
— Как жаль, что мы не повстречались в другое время и в другом месте, — ответил он.
— Есть только это время и только это место.
Он поцеловал ее волосы, вдохнул знакомый запах и расстегнул жемчужную заколку. Золотые локоны упали Елизавете на плечо.
— Как ты узнала, что я приду сегодня? — спросил он.
— Я не знала.
Ее слова поразили его в самое сердце. Он представил себе, каково ей было совсем одной день за днем сидеть в этом гостиничном номере на краю кровати с ружьем в руках и, сдерживая ярость, дожидаться его прихода. На этот раз Аркин не смог сдержать чувств. Его слезы оросили ее волосы.
Валентина преследовала его неотступно. Тянулись недели, но они с Йенсом шли по его следу, как охотничьи псы, гоняющие лису от норы к норе. Ей хотелось, чтобы он, перебираясь с места на место, оставляя один безопасный угол за другим, постоянно чувствовал у себя за спиной ее ненависть. Для этого они ходили по кабакам и ночлежкам, по церквям и подвалам. У них всегда с собой были деньги, поэтому добывать информацию было несложно.
Дважды они почти настигли его, но один раз он скрылся, выпрыгнув в окно, а в другой — ушел по крышам. Днем Валентина работала в госпитале Святой Елизаветы, а по ночам они с Йенсом прочесывали трущобы. Когда мать поинтересовалась, где она пропадает, Валентина честно ответила:
— Я ищу Виктора Аркина.
— Тебе не нужно этим заниматься. Это дело полиции.
— Полиция не нашла его, мама. А я не собираюсь сдаваться.
Однако вместо того, чтобы запретить дочери выходить из дому, мать серьезно посмотрела ей в глаза и сказала:
— Будь осторожна, Валентина. Тебе кажется, что, если он умрет, это будет справедливо, но помни: это беспощадный и несдержанный человек.
— Почему ты так говоришь, мама?
Щеки матери вспыхнули.
— Он ведь революционер, не так ли? Они все такие. У этих людей нет сердца.
— Я знаю, какой он человек, мама. Не бойся за меня.
— Йенс, что случилось?
Чтото было неладно. Валентина поняла это, и ее охватило недоброе предчувствие. Йенс стоял у окна в своей квартире и смотрел вниз, на уличное движение, на людей, спешащих укрыться от пронизывающего осеннего ветра. За его спиной, на самом видном месте, на длинном столе, стояла деревянная мышиная клетка искусной работы с башенками и мостиками, по которым бегал белый грызун, быстро перебирая миниатюрными лапками. Сейчас зверек вертелся в колесе, которое издавало мерный жужжащий звук.
— Скоро снег пойдет, — негромко произнес Йенс. — Когда наступят холода, рабочие снова выйдут на демонстрации. В магазинах нет хлеба.
Валентина подошла сзади и положила щеку ему на спину.
— Что случилось, Йенс? — снова спросила она.
— Валентина, действуя таким образом, ты не поймаешь его.
— Аркина?
— Он все время оказывается на один шаг впереди нас. Нужно придумать чтото новое.
— Давай не будем говорить о нем сейчас. — Она скользнула руками по его обнаженным бокам и прильнула к нему грудью. Закрыв глаза, она до боли прижала щеку к его позвоночнику. — Йенс, — развернула она его, чтобы видеть темнозеленые глаза. — Ты прав. Мы должны придумать чтото новое.
Когда в церкви священник вручил Аркину письмо, тот какоето время не мог сообразить, от кого оно. Существовало правило, которого придерживались все его знакомые: ничего не доверять бумаге, потому что любая записка, даже случайно попавшая в чужие руки, могла стоить и отправителю, и адресату жизни.
— Где отец Морозов? — спросил он священника, не старого еще мужчину с большой головой и в очках в тонкой оправе.
