— В деревню к себе уехал. Полиция приходила, они тоже про него расспрашивали. — Священник нервно дернул головой.
— Он решил пока залечь?
— Да.
— Но он нужен нам.
В этот момент священник и протянул ему письмо.
— Кто его принес? — спросил Аркин.
На конверте крупными плавными буквами было написано его имя.
— Молодая женщина.
Аркин надорвал пакет.
«Вы ждете от жизни слишком многого, Виктор Аркин. И вы слишком многого ждете от меня, если считаете, что я прекращу поиски. Давайте будем откровенны. Давайте встретимся лицом к лицу, только вы и я, без посторонних. Давайте скажем друг другу то, что хотим сказать. Вы можете назвать меня угнетателем, а я назову вас убийцей. Я буду ждать вас завтра во дворе госпиталя Святой Елизаветы. Вы спросите, что потом? А потом я скажу вам, что наши личные маленькие трагедии неотделимы от той бури, которая захлестывает Россию, и что я ношу вашего ребенка».
Рука Аркина задрожала так сильно, что строчки расплылись у него перед глазами.
Она не ошиблась в выборе места встречи. Двор госпиталя был залит солнцем, и его нельзя было назвать ни особенно людным, ни уединенным. Аркин обследовал двор ранним утром, когда город еще не проснулся, а рассвет толькотолько начал брезжить. Шофер понял, почему она позвала его именно сюда. Изза наличия нескольких путей отступления здесь было трудно устроить ловушку. Помимо больших металлических ворот для карет «скорой помощи» и грузовых подвод, здесь имелись две двери в здание госпиталя, еще одна дверца на задней стене, ведущая на улицу, и железный люк в какойто подвал.
Тут и ему, и ей будет дышаться спокойнее. Аркин не ждал от нее подвоха.
Несколько часов он осматривал двор. Бoльшую часть времени здесь не было ни души, но время от времени двор наполнялся людьми, поэтому предстоящий разговор мог прерваться в любую минуту. Но ничего, так даже безопаснее. Пара кирпичных сараев у стены Аркину не понравились, но он без труда справился с их замками и убедился, что внутри нет ничего, кроме запасов керосина и ящиков с подкладными суднами, стерилизаторами и прочим медицинским оборудованием. Виктор высчитал, какие части двора просматриваются из задних окон госпиталя, а какие остаются вне поля зрения. Когда поднялось солнце, он сел в тени одного из сараев и закурил сигарету, не сомневаясь, что здесь его никто не увидит.
Да, Валентина, вы выбрали удачное место.
В тот день Валентина работала не покладая рук. Отделение напоминало растревоженный улей. На парусошвейной фабрике случился сильный пожар, и раненых привезли к ним. В основном это были женщины с ожогами разной степени. Время пролетало незаметно. Каждый раз, взглянув на часы, девушка вздрагивала. Час. Она обработала поврежденную руку обеззараживающим раствором и помогла мужчине с обожженными легкими выпить стакан чаю. Два часа. Во рту у нее пересохло. Явится ли он?
Валентина снова подумала о своем письме. Йенсу она его на всякий случай не показывала, только сказала, что пригласила Аркина на личную встречу. О последней строчке, насчет ребенка, она инженеру не сказала. Поверит ли Аркин? Девушка молча сидела рядом с какойто женщиной, которая не могла понять, где находится, и все спрашивала, зачем сын привез ее сюда.
Два пятьдесят одна.
Валентина вымыла руки и надела плащ. Два пятьдесят шесть. Она прошагала по длинному коридору, ведущему к выходу во двор. Открыв двустворчатую дверь, она вышла на свет, который после мрачного коридора так ударил в глаза, что ей пришлось зажмуриться.
Аркин пришел. Он стоял у стены, окружающей двор. Он был выше, чем ей запомнилось с их последней встречи, но это можно было объяснить тем, что он заметно похудел. Кости лба и скулы выпирали. Взгляд ее остановился на пистолете, который Виктор сжимал в руке, и впервые ей подумалось, что он может убить ее. Нет, не убьет, если ей удастся убедить шофера, что ребенок от него. Она вышла на открытый освещенный участок рядом с одним из сараев, но Аркин не пошевелился. Прошла минута. Валентина слышала, как невидимые часы у нее в голове отсчитывают секунды. Но только она подумала, что ближе к нему подобраться не удастся, как он сам вышел из тени и, ступая покошачьи мягко, подошел к ней. Он остановился в пяти шагах, и Валентина увидела, как он щурится на свет.
— Вы доставили мне массу хлопот, — сказал он.
— Я рада.
— Где он?
— Кто?
— Инженер ваш.
— Он не знает, что я здесь.
Аркин вежливо улыбнулся, но было непонятно, поверил ли он. Затем пожал плечами и опустил пистолет, хотя продолжал внимательно наблюдать за ней.
— Могу в это поверить. Не думаю, что вам хочется, чтобы он узнал, какой маленькой шлюшкой вы выставили себя там, в избе.
Она не ответила.
— Так что вам угодно? — неожиданно он перешел на грубоватоделовой тон.
— Где ваши люди? У вас наверняка тут целая армия. Они прячутся в сараях?
Он снова улыбнулся, но на этот раз улыбка не была вежливой.
— Кроме меня, здесь никого нет. Не сомневайтесь, я подумал и об этом. Я мог бы снова захватить вас, продержать у себя девять месяцев, потом забрать ребенка, а вас в расход пустить.
Он действительно обдумывал такой вариант развития событий, она почувствовала это по голосу мужчины, и от этой мысли у нее задрожали ноги.
— Я бы воткнула вилку вам в горло, не дожидаясь, когда пройдут девять месяцев.
Он искренне рассмеялся.
— Не сомневаюсь. Если ребенок действительно мой, а не инженера, вам не приходило в голову выйти замуж за меня? Или отдать ребенка мне, когда он родится?
Валентину передернуло от отвращения.
— Нет.
— Я так и думал. Так что вам от меня нужно? Мы встретились лицом к лицу, как вы хотели. Может быть, вы собираетесь меня убить?
— Не сомневайтесь, я думала об этом.
Как он может улыбаться? Как может он смеяться? Как может этот человек спокойно жить после того, что он сделал с Катей?
Валентина распахнула плащ.
— Смотрите, у меня нет оружия.
— Это меня и пугает. — Он быстро обвел двор взглядом. — Не стоило мне приходить.
— Аркин, я хочу, чтобы вы знали: каждый день, просыпаясь, я чувствую боль. Я буду тосковать по сестре до конца жизни. Мать и отец тоже страдают. Вы и ваше большевистское дело исковеркали жизнь моей семьи.
Произнося эти слова, Валентина наблюдала за ним. Она увидела, как по его лицу скользнула какаято тень. То ли это было мрачное удовлетворение, то ли сожаление, но губы его сжались и кожа вокруг них натянулась. Валентина приспустила плащ. Это был сигнал Йенсу, но Аркин был слишком опытен в подобных вещах, чтобы не понять значения такого движения. Шофер мгновенно бросил взгляд на окна госпиталя, но, поскольку сам стоял на освещенном месте, а окна находились в тени, ничего не увидел. Тогда он побежал, потому что знал, что воспоследует.
