— Напрасно. Надежда — это то, что придает смысл нашей жизни.
— На что мне надеяться?
— На то, что ваша вторая дочь выздоровеет. На жизнь, которая стоит того, чтобы жить.
Она повернула к нему лицо, и в ее голубых глазах он отчетливо увидел холодное, бесконечное одиночество. Меховая шапка ее сползла набок, и выбившийся изпод нее локон повис у щеки. Ему захотелось поправить шапку, уложить на место локон, сделать так, чтобы сама жизнь этой женщины вновь преисполнилась гармонии и порядка.
— А ваша жизнь стоит того, чтобы жить? — спросила она.
— Конечно.
Она обвела его внимательным взглядом, как будто впервые увидела жесткие темные волосы шофера, линию его рта и настороженное выражение глаз. Ее рука была попрежнему накрыта его ладонью.
— Спасибо, — снова сказала она.
Женщина откинулась на синюю кожаную спинку сиденья и закрыла глаза. Аркин увидел, как под почти прозрачными веками заметались ее глаза, беспокойные, как его сердце, и стал ждать, пока она найдет в себе то, что даст ей силы успокоиться. Потом, когда с неба посыпался снег, он вернулся на свое место и повез ее домой.
Йенс Фриис вернулся. Валентина первая заметила слабый свет лампы, первая вскочила на ноги, первая приветствовала его и первая увидела, что вернувшийся Йенс был не тем Йенсом, который их покинул. Его лицо изменилось. Какимто необъяснимым образом даже его кости теперь сочленялись подругому. Точно, пока его не было, ктото разобрал его и снова сложил в непривычном порядке. Глаза его запали, и у рта с обеих сторон пролегли глубокие морщины. Он стал резок и молчалив. О том, что они увидели, Йенс рассказал в двух словах.
— Туннель полностью завален камнями и землей.
Валентина не могла отвести глаз от его рук. Перчатки на них были изодраны в клочки, по запястью черной змеей текла струйка крови.
— Камней слишком много, их не удастся разобрать. Потолок может обвалиться в любую секунду, поэтому спасательные отряды туда не сунутся.
— Вы нашли когонибудь? — спросила Соня.
Человек из Думы попятился к водостоку и отвернулся. Его стошнило.
— Мы нашли тела, — ответил Йенс и сжал губы. Никто не стал его расспрашивать. — Остается одно, — произнес он. — Ждать.
— Вы умеете плавать?
У Валентины все сжалось внутри.
— Да. — Когдато давно, летом, когда сестра еще могла ходить, они плавали в бухте. — Да, я умею плавать.
— Хорошо.
— Нам придется плыть?
— Возможно.
Она представила себе холодную воду.
— София, помоему, не умеет плавать.
— Тогда нам придется плыть, держа ее над водой между нами. Не пугайтесь, до этого, скорее всего, не дойдет.
— Надеюсь. А вода там грязная?
— Возможно.
Когда горела масляная лампа, они жили в одном мире. Валентина обошла каменную ловушку из одного конца в другой, но за границы освещенного пространства не выходила. Не решалась. Ей очень хотелось пить, в горле пересохло. Остальные женщины сидели на сырой земле и тихо разговаривали о том, как сейчас было бы славно принять горячую ванну. Йенс стоял у водостока и курил сигарету за сигаретой. Кожаное кепи его исчезло, а огненнорыжие волосы сделались серыми от пыли и слиплись. Время от времени он подходил к раненому, осматривал его горящее лицо и чтото говорил медсестре.
Когда лампу потушили, они точно перенеслись в иной мир. В мир, в котором правили демоны, скрывающиеся от дневного света. Небольшая группа снова расположилась на земле кружком, прикасаясь друг к другу.
— Попытайтесь заснуть, — приказал Йенс.
Он присел рядом с Валентиной, снял с себя пальто и накинул на нее.
— Спасибо. Давайте вместе укроемся, — предложила она.
В полной темноте она почувствовала прикосновение его руки, когда он расстилал тяжелое пальто у них на коленях. Когда со временем голоса затихли, непрекращающийся беспокойный шум воды заполонил ее разум, и она стала представлять, как вода начнет подниматься, медленно и неумолимо, но потом незаметно заснула.
— Тише.
Голос Йенса раздался над самым ухом Валентины. Глаза ее тут же распахнулись, но не увидели ничего, кроме темноты.
— Тише, — снова шепнул он.
Она почувствовала, что он склонился над ней.
— Вы стонали во сне. Приснилось чтото плохое?
— Да.
— Ничего удивительного. Это место располагает к плохим снам.
В густой, как смола, темноте Валентина не могла различить его лица, но услышала, как он сглотнул, и почувствовала на своих устах мягкое прикосновение его губ. Но прикосновение это продлилось какойто миг, не более. Она даже не была уверена, не почудилось ли ей это. Она неуверенно коснулась его лица, пальцы ее нашли его высокий лоб, потом прошлись по ровной линии брови и скользнули ниже, чтобы почувствовать веко и густую бахрому ресниц. Никогда раньше она не прикасалась к лицу мужчины.
Йенс негромко произнес:
— Им придется расчистить туннели, по которым мы можем выйти, и откачать из них воду.
Она осторожно вздохнула, втягивая в себя воздух, которым они дышали вместе.
— Знаете, чего мне сейчас хочется? — спросил он.
— Чего?
— Четыре кусочка холодного свежего ананаса, сладкого и сочного. Два для меня и два для вас.
Она от удивления усмехнулась.
— А теперь спите, — мягко произнес Йенс. — Ничего плохого вам больше не приснится. Не волнуйтесь, я буду прислушиваться к воде.
Вода начала подниматься, как и предвидел Йенс. Его острый слух уловил перемену в ее звучании задолго до того, как она достигла их. Отдаленный грохот передался по трубам системы — это открылись и закрылись шлюзы, перенаправляя воду. Чтобы спасти попавших в ловушку людей, нужно было опорожнить несколько туннелей, и теперь гул воды сделался громче.
— Не теряйте спокойствия! — громко произнес Йенс. — Как только волна пройдет через эту камеру, мы сможем подняться в туннель над нами и оттуда выйти наружу. Берегите головы, потолок будет совсем близко. Держитесь рядом и не отпускайте веревку. — На самом деле это была не веревка, а их ремни и пояса, крепко связанные вместе. Это было нужно для того, чтобы никого не унесло течением.
— Глубоко будет? — спросила медсестра. Зубы ее стучали.
— Совсем не глубоко. Главное — крепко держаться за веревку.
Все выстроились в одну линию за Йенсом. Раненого привязали к его спине. У геодезиста сил хватило только на то, чтобы обхватить руками шею инженера. Крошкин был щуплым молодым человеком и весил совсем немного, и Йенса больше беспокоило то, что на его открытую рану попадет грязная вода. Рядом с
