Обязанности его были несложные: сопровождать двух умников, которые собирались исследовать деревья, заглядывать под бревна и пытаться подружиться с жучками. Зато у него будет возможность полюбоваться стройными ножками Джилл, а заодно наладить отношения с Берком — не исключено, что его нелюбовь к Лиге просто модная поза. Во всем остальном Берк — неплохой парень.
Покачивая бедрами, Зандовски направилась в чащу. Шанхольц пошел за ней, радостно ухмыляясь. Да, бывают задания куда неприятнее.
Логнен не мог двигаться так же бесшумно, как другие х’киммы. В джунглях его выдавал если не скрип суставов, то позвякивание многочисленных ожерелий. Впрочем, Логнену не было нужды красться по кустам, как другим членам стаи: он давно уже не охотился. Как старейшего, его всем обеспечивали и окружали почетом только за то, что он дожил до седин. Впрочем, у него хватило ловкости незаметно подобраться к погруженному в раздумья человеку. Курт не подозревал о присутствии старейшины, пока тот не заговорил.
— Ты видишь звезды днем, друг Куртэлликот?
— Мысленно.
Покивав, Логнен прокашлял:
— Я так и сказал остальным. Ты туойал.
За время, проведенное в деревушке, Курт составил довольно обширный словарь, и все же этот запас не был — да и не мог быть — полным. Курт с удивлением обнаружил, что последнее слово старейшины хотя и было занесено в базу данных, но оставалось без перевода. Им воспользовались в первый вечер, когда людей представляли старейшине, и с тех пор слово ни разу никем не произносилось. Джули снабдила его комментарием насчет того, что оно выражает почтение и несет метафорический смысл.
— Туойал, — произнес Курт с вопросительной интонацией. — Что это?
Логнен удивленно тявкнул.
— Истинный туойал. Другие не верят, что ты туойал. Они поверят. Они хотели, чтобы ты пришел. Они скажут на сборе.
На сборе? Произнося это слово, Лонген опустил морду и веки — так х’киммы обычно говорили о чем- либо священном.
— Я не понимаю, друг Логнен, — признался Курт. — Что за сбор? Кто хочет, чтобы я пришел?
— Все хочет. Я знаю.
— Все? Кто все? Откуда ты знаешь?
Старейшина прорычал:
— Твои слова недостойны щенка. От этого другие подумают, что ты не туойал. Они ошибаются. Зачем ты делаешь, чтобы они были правы? Мы пойдем, — заявил Логнен так, как будто все уже было давно решено. — Ты будешь говорить.
— Когда?
— Я отвечу, но это последний вопрос. Мы пойдем, когда созовут. — Логнен улыбнулся, обнажив зубы, и от его серьезности не осталось и следа. — Я буду рад слышать, как говоришь, друг Куртэлликот. Для х’киммов это будет великий день.
Старейшина направился к своему месту. Там он свернулся калачиком поближе к огню и жестом подозвал к себе Курта. Элликот подошел и сел рядом.
— Но давай поговорим о другом, — предложил абориген. — Я видел, как твои глаза искали звезды. У них есть для тебя слова?
Как Курту хотелось, чтобы это было именно так. Особенно, чтобы эти слова были о помощи, которая уже в пути. К сожалению, скорее всего вместо гула спасательных шаттлов они услышат рев машин реморов. Однако Курт не мог признаться в этом Логнену. Несмотря на опасения некоторых коллег, ничто из увиденного не заставило Курта подумать, что х’киммам известно о реморах. И он не собирался просвещать их на этот счет. Пусть об их судьбе туземцам поведает кто-то другой.
— Есть ли у них для меня слова? — Курт покачал головой. — Очень давно, когда я путешествовал между звездами, я разговаривал с другими, кто тоже путешествовал. Но теперь я здесь и не обращаюсь к звездам.
— Да, грустно. — Долгое время они сидели молча. Затем внимание Логнена привлекли молодые х’киммы, украдкой пробирающиеся на деревенскую площадь. Лицо старика тронула улыбка. — Но остается стая. Это правда, друг Куртэлликот. Во многом ваш народ похож на наш. Пусть ваше прошлое живет на звездах, сами вы на земле. Для некоторых этого достаточно. Разве не лучше бегать по земле, чем лежать в ней?
— Некоторые сказали бы, что лучше лежать в земле, чем потерять звезды.
Логнен уставился на Курта.
— Ты один из таких?
Курт поднял глаза к навесу над головой. Он знал, что высоко за ним, на настоящем небе по- прежнему горят звезды, одаривая миры своим светом — и жизнью. Где-то далеко-далеко была человеческая цивилизация, его цивилизация, а он сидел тут, отрезанный от нее. И на этот раз не по собственной воле.
Впрочем, Курт не очень скучал по человеческой цивилизации. Х’киммы жили в гораздо большей гармонии с миром, нежели люди. И для Курта это было подобно пению сирен. Однажды он уже пошел на их зов.
Лучше бегать по земле, чем лежать в ней? О да.
И все же — неужели звезды значат для него больше? Когда-то Курт отвернулся от них, предпочел бегать по земле. Но сейчас, когда его сбросили с небес в пыль, он обнаружил, что примитивная жизнь не так привлекательна, как казалось ему раньше. Он рожден в человеческой цивилизации — пусть небезупречной, но своей, — и этот неопровержимый факт не могло изменить ничто. Выстрадав второе рождение, Курт не хотел потерять то, что приобрел.
Кроме того, он не потерял звезды — их у него украли. В сердце Курта горела ненависть к реморам. Это они сбросили его с небес, а теперь могут отнять у него жизнь. Но хотя они способны уничтожить тело человека, им никогда не коснуться его сердца, в котором навеки будут жить звезды. Наверное, лишиться звезд можно только умерев, а Элликот не чувствовал себя готовым к смерти.
— Да, — ответил он старейшине. — Я один из таких.
Логнен издал звук, непохожий на внятно произнесенное слово. Переводящее устройство запросило Курта, внести ли его в базу данных? Курт отключил переводчик. Иногда научная работа только мешает.
Логнен протянул Курту ожерелье. В основном оно состояло из деревянных шариков, выкрашенных в разный цвет, и костяных бусинок, отполированных временем. Только одна бусинка отливала металлическим блеском. Гладкая и плоская, она не носила никаких признаков износа. Она была похожа на шайбу и явно сделана на станке.
Но у х’киммов нет станков. Откуда же здесь эта «шайба»?
— Что это? — спросил Элликот.
— Знак туойал. — Логнен дотронулся до такого же ожерелья у себя на груди и добавил: — Ты носи. Всегда носи.
Курт взял ожерелье и повесил на грудь — правда, без особой радости. Кассуэлы тоже дарили ему разные знаки различия. Говорили, что это почетно. Говорили, что это символ принадлежности к стае. В то время Курт охотно принимал их дары. Лишь гораздо позже он осознал, что подарки на самом деле были ножами, которые отрезали его от людей. «На этот раз все будет иначе, — сказал он сам себе. — Теперь я знаю, кто я и что».
День прошел так же, как все предыдущие. Логнен неподвижно сидел под общей крышей, а перед ним разворачивалась жизнь деревушки. Курт наблюдал за ней, умножая знания о нравах и обычаях х’киммов. Когда Логнен не улаживал спор между парой деревенских ребятишек или не давал оценку сделанному кем- либо предмету, они с Куртом разговаривали о х’киммах и о людях, о джунглях и о погоде, об укладе деревенской жизни. Но о туойал они больше не говорили.
После полудня к ним ненадолго присоединилась Джули. Старейшина относился к девушке с безукоризненной вежливостью, но Курт улавливал в его речи настороженность, которую относил на счет
