думал, что старый лейтенант сам-то говорил серьезно.
Бад посмотрел на часы. Уже поздно, пора домой.
– Лейтенант, мне надо ехать.
– Иди, Бад. Ты хорошо справился со своей работой, все мои парни отлично поработали. Я бы встал, чтобы пожать тебе руку, но, понимаешь, я нассал себе в штаны несколько минут назад, и мне неловко двигаться.
– О, что вы, лейтенант, я…
– Да не бери ты этого дерьма в голову, – посоветовал ему лейтенант.
Он налил себе еще виски, осушил бутылку и выбросил ее в мусорную корзину, где она раскололась на мелкие осколки. Он поднял глаза на Бада. Казалось, его очень удивило, что Бад еще здесь.
– Иди отсюда, убирайся, что ты торчишь здесь, пошел вон! – злобно заорал лейтенант, и Бад поспешно выскочил за дверь.
– Бад, – обратился к нему диспетчер. – Пока вы разговаривали с лейтенантом, звонила ваша жена. Она просила позвонить ей домой, как только вы освободитесь.
Слава богу, что он оказался здесь, когда она позвонила.
Он отыскал телефон.
– Родная моя, это я.
– Бад, Расс прошел собеседование. Его приняли. Они согласны платить ему полный пансион и оплачивать обучение. Он поедет в Принстонский университет!
– Значит, все в порядке! Это просто здорово! Потрясающе! – восклицал Бад.
Его охватила несказанная радость. В его жизни что-то перевернулось.
– Теперь у него появятся такие возможности! Он встретит таких людей! Перед ним откроется новый, великий мир!
– Это правда! Я скоро буду дома, и мы куда-нибудь пойдем, если, конечно, он согласится идти с нами.
– Он сказал, что пойдет. Потом он хочет увидеться со своими друзьями, но сначала он отпразднует это событие с нами.
– Я уже еду!
Расс заслужил эту награду. Школьное начальство всегда говорило им, что их сын очень умный мальчик и прилежно учится.
В приподнятом настроении Бад ехал домой. Проезжая мимо большого серого здания на бульваре Гора, которое он видел, может быть, несколько сотен раз, Бад впервые обратил внимание на одну деталь, которой не замечал раньше. Он увидел львов.Глава 21
Чертова шея, будь она трижды неладна!
Шея была ключом к верному изображению льва. В плотной массе ее мышц, крепости костей, рубленой лаконичности ее черт, спутанности гривы заключалась тайна королевского величия льва.
Однако Ричарду никак не удавалось ухватить это величие ни карандашом, ни пастелью, ни другими средствами живописи.
Одному только богу было ведомо его рвение. Как разлетевшиеся шарики попкорна, неудачные исчерканные варианты рисунков усеивали пол комнаты на втором этаже дома Руты Бет. Его начали мучить убийственные головные боли. Самое главное Ричарду никак не давалось в руки: все его звери отличались странной скованностью. Он рисовал их во сне, он рисовал их в воздухе, водя перед собой пальцем, он рисовал их в своем воображении, он рисовал их на бумаге. Но что бы он ни делал – у него все- таки что-то не получалось, чего-то не хватало.
Самого лучшего своего льва он изваял из арахисового масла. В каком-то шутливом пироге он сумел воплотить замечательный образ: текучая пластичность и податливость материала, отсутствие давления на психику возложенных на него надежд и ожиданий позволили достигнуть в изображении самой сути присущих льву свойств. Кстати, его первые черновые наброски, выполненные в Мак-Алестере, да еще эскизы, что он рисовал на салфетках и на полях книжек и журналов, несли на себе тот же отпечаток свободы творчества, в которой он так нуждался.
«Ты слишком напряженно об этом думаешь», – говорил он себе. Как это сказал Конрад? «Размышления – враг совершенства». Как это верно подмечено!
Ричард встал и потянулся, пытаясь сбросить напряжение, сковавшее спину и шею, и унять боль в утомленных кистях рук. Ламар и Оделл работали в поле, воплощая абсурдные сельскохозяйственные прожекты Ламара. Рута Бет лепила горшки на своем чертовом колесе. В доме он был один.
Было бы неплохо, если бы Ламар сказал, зачем ему понадобился лев. Хотел ли он получить просто формальный портрет льва? Какая идея в отношении льва владела Ламаром, что должно было из этого выйти, для какой цели предназначался лев? Если бы он, Ричард, знал это, то, возможно, ему было бы легче работать и лев получился бы лучше. Но Ламар не говорил ничего и вел себя в этом отношении очень скрытно. Он предоставил Ричарду возможность трудиться по неписаным законам, руководствуясь инстинктом. Ламар понимал, что самое мудрое – не раскрывать своих карт, он чувствовал, что тогда произведение выйдет более живым и безыскусственным. Он хотел, чтобы Ричард испытывал муки творчества и в этих муках породил такого льва, который пригодился бы ему, Ламару. Он не собирался облегчать Ричарду существование, дав ему конкретное задание. Ламар был патроном-тираном.
Итак: лев.
В чем заключается сущность этого зверя?
Он охотник. Он охотится. Он скитается по саванне, убивает слабых и беспомощных, присваивая себе их плоть, которой питается. Он охотится, чтобы выжить.
Но дело не только в этом. Чтобы выжить, он убивает. Охота – не самоцель, это разумное средство. В существе льва было нечто, что желало сближения, наслаждалось страхом жертвы и болью схватки и испытывало сублимацию наслаждения, когда схватка заканчивалась, глаза жертвы тускнели и из ее ран черными ручьями начинала бить кровь, унося жизнь. Это было божественное мгновение, в нем присутствовало какое-то поистине космическое могущество, оно вызывало священный трепет.
Ричард постарался представить себя охваченным таким импульсом. У него ничего не вышло. Он никогда не испытывал подобного счастья. Тук- тук! Кто там? Это мы, смирные ягнятки. От этого открытия его затрясло. В этот момент он презирал себя. Он никогда не испытывал чувств победителя, поэтому путь познания через себя исключался. Это было безнадежно.
Ричард стоял и без устали разминал затекшие конечности. Внезапно он почувствовал непреодолимую тягу к свободе. Ему было необходимо двигаться. Он начал бродить по второму этажу. Нельзя сказать, что это было очень уж просторное помещение: три спальни и туалет, который Рута Бет содержала в стерильной чистоте. Это было нелегко, как утверждала сама Рута Бет, когда, по ее словам, «в доме три сильных, здоровых парня». На сиденье унитаза лежала крышка.
Он зашел в комнату, в которой жили Рута Бет и Ламар. В помещении царила тюремно-крестьянская чистота, которая вообще отличает людей, приученных к жесткой дисциплине. Можно было пялить глаза на эту комнату сотни лет и ни за что не догадаться, что ее занимает некий Ламар Пай – убийца, грабитель и насильник.
Ричарда немного возбуждало это вторжение в частную жизнь Ламара. Кровь бросилась ему в голову. Он почувствовал себя ангелом Люцифером, который забрел в спальню Господа Бога перед своим изгнанием из рая. В течение секунды он пытался представить себе, каково это, быть Ламаром Львом: смотреть на все живые существа как на охотничий трофей и испытывать воспламеняющую кровь уверенность, что обладаешь магическим могуществом прижать любое из этих существ к земле, выдрать из его трепещущей груди кровоточащее сердце, вкусить его теплой крови и ощутить, как в тисках беспощадной смерти слабеют судороги умирающей плоти.
Он принужденно рассмеялся. Да, Ричард был прав. Это чувство безнадежно ускользало от него. Оно не было органично присуще ему, Ричарду Пиду. «Не пытайся обмануть самого себя», – подумал он.
В этот момент Ричард заметил одну вещь. Это был плотный конверт, запрятанный за обувные коробки на одной из самых дальних полок в комнате. Ему показалось странным, что в маленьком домике Руты Бет есть спрятанные сокровища.
Осознавая свою дерзость, Ричард взял конверт и посмотрел на крупный официальный штамп: «Ведомство прокурора округа Кайова. 15 марта 1983 года».
Что за…
Он открыл конверт и заглянул внутрь.
Их было два, позеленевших от времени и застывших в навеки отлитых в меди охотничьих позах. Бад свернул к тротуару и посмотрел, что это за здание. На фронтоне висела вывеска: «Общество изящных искусств имени Гарри Дж. Филлипса».
Бад секунду помедлил, в голове у него крутилась какая-то неясная мысль. Он взглянул на часы. Время позволяло. И он решился. Черт возьми, будь что будет.
Он вышел из машины, протянул руку к заднему сиденью и достал оттуда папку со львами. Поправил стетсон на голове и поднялся по низким каменным ступенькам, на мгновение остановившись, чтобы повнимательнее рассмотреть львов. Искусство ваятеля сумело воплотить мускулистую мощь великолепных животных: скульптура была гимном силе льва, и даже Бад ощутил некоторый душевный трепет при взгляде на медных зверей.
Он вошел в здание, испытывая такое чувство, будто вошел в церковь, – робость и одновременно благоговение. Охранник в форме смотрел, как Бад заходит в помещение.
– Мы закрываем в пять часов вечера, сэр, – сообщил он.
Бад помахал удостоверением:
– Я ищу шефа. Кто он и как мне его найти?
– Доктор Дикштейн. Он куратор общества. Он сидит в административном офисе, это внизу. Спуститесь и поверните налево.
– Благодарю вас.
Бад пошел по коридору. На стенах висели картины, показавшиеся ему малоинтересными. Одни из них представлялись Баду лишенными какого-либо смысла, другие напоминали моментальные фотоснимки взрывов. Но были и такие, что приковывали его внимание и заставляли останавливаться. Наконец он дошел до кабинета куратора и открыл дверь. За компьютером сидел молодой человек в
