по-твоему, выглядит вот это заведение? – спросил Ламар у Ричарда.
Место носило название «Тат- 2». Над входом ярко светился неон, а под лампами была надпись: «Лучшая на Западе татуировка» и еще ниже: «Ученик великого моряка Джерри Коллинза из Гонолулу. Четкие линии. Специальная машина для наведения светотени. Работало спецзаказу. Ждем крутых рокеров».
– Кажется, это то, что нам надо, как думаешь, Ричард? – спросил Ламар.
– Выглядит многообещающе.
– Пойди посмотри, что это за контора, сынок.
Внутренне поежившись, Ричард вышел из машины и вошел в маленькое помещение. Две фигуры, отдаленно напоминающие людей, развалясь сидели за конторкой. На стенах висели сотни образцов татуировки и наколок на все вкусы. Из этих двоих один оказался женщиной, и она стала внимательно разглядывать Ричарда. Другой, который был мужчиной, казалось, вообще не проявлял интереса к окружающему. В воздухе висел плотный, почти осязаемый запах дезинфекции.
– Эй, привет, – сказал Ричард.
Женщина оглядела его с головы до пяток. Смотрела она искоса и явно неодобрительно. Весу в ней было около ста шестидесяти килограммов, а одета она была в грубую рокерскую короткую рубашку; невероятной толщины бочкообразные руки торчали из коротких рукавов, готовых лопнуть под напором такой мощи. Эти руки сверху донизу были покрыты паутиной темных линий с вкраплениями красных пятен. Когда она подняла глаза на Ричарда, он заметил, что татуировка выползала из-под рубашки на горло и поднималась до самого подбородка. Ричард отвел взгляд и посмотрел на угрюмого детину, сидящего рядом с ней. Тот был также причудливо расписан, и то, что Ричард при первом взгляде принял за какую-то кожную болезнь, оказалось филигранной, похожей на паутину татуировкой, покрывавшей половину лица. На мужчине была надета распахнутая на груди кожаная куртка, позволявшая видеть синеватую картинную галерею, которой казалась вся его доступная наблюдению дубленая кожа. Самым лучшим рисунком была золотая булавка, проткнувшая его сосок.
Ричарда непроизвольно пробрала нервная дрожь.
– Чё те?
Те?
А, она хотела сказать: «Тебе».
– Вот что, – начал он, стараясь придать своему тону блатной оттенок. – Мне надо нарисовать картину. На груди, многоцветную. По моему рисунку.
– Вы имеете в виду спецзаказ?
– Да, мэм.
– Мы не очень любим выполнять спецзаказы. Мы больше работаем в стиле Дальнего Запада. Рисуем кинозвезд. Эти чертовы солдатики обожают наколки типа «Я люблю свою маму».
– Нет, это мне не подходит. К тому же татуировку надо сделать не мне, а моему другу. Давайте я покажу вам рисунок.
Ричард подошел к конторке и, развернув бумагу, показал им стоящего на задних лапах льва, юную девушку и замок.
– Ни-и хрена себе, – протянула женщина. – Руф, ты возьмешься за это?
Руф очнулся и, нагнувшись к конторке, посмотрел на рисунок.
– Славная картинка, – наконец заключил он. – Такая спецтатуировка будет стоить две тысячи долларов. Это займет у меня неделю.
– Вы точно сможете ее сделать? – недоверчиво спросил Ричард. – Это должна быть очень тонкая работа. Надо очень строго выдержать линию, идущую от гривы по корпусу к лапам, соблюсти контур, который подчеркивает напряжение мышц и силу зверя. Теперь шея. Поглядите, как изогнута ее линия. Она делает шею живой. Обратите внимание, как дышат груди женщины. Вы видите, какие они эластичные и настоящие. Мы не хотим, чтобы вы просто обвели линии. Это умертвит композицию. Мы хотим, чтобы картинка вибрировала и трепетала. Вы сможете сделать это именно так?
– Конечно сможет. Ты ведь справишься с такой работой, правда, Руф?
Но Руф, не отвечая, склонился над конторкой и внимательно изучал рисунок.
– Джейми, покажи ему распятие, – наконец произнес Руф.
Женщина повернулась спиной к Ричарду и задрала рубашку. То, что Ричард увидел на ее широкой спине, действительно представляло собой распятие. Правда, на кресте висел симпатичный рокер. Картина была исполнена в живых, ярких красных и синих тонах. Вокруг креста стояли полицейские, игравшие в данном случае роль римских центурионов.
Ричард с трудом сохранил на лице бесстрастное выражение.
– Грандиозная работа, правда? – спросила женщина.
– Это, скажу я вам, настоящий шедевр, – подтвердил Руф.
– Да, в этом что-то есть, – отозвался Ричард.
Правда, он вложил в свои слова не тот смысл, который сквозил в отзывах Джейми и Руфа. Внимательнее присмотревшись к татуировке, он понял, что это совсем не то, что нужно ему и Ламару. Замысел и детали картины были выражены совершенно замечательно, но не было требуемой чистоты линий. Фигуры выглядели скованно, изображены они были под одними и теми же углами. Все персонажи на одно лицо. Создавалось впечатление, что татуировку наносил обкурившийся марихуаной и наширявшийся наркотиками, начисто лишенный какой бы то ни было живой фантазии подросток с садомазохистскими наклонностями.
– К сожалению, это не совсем то, что нас интересует, – сказал Ричард.
– Я сделаю это за тысячу пятьсот, – заявил Руф. – Просто мне понравилась картинка, каждая ее линия и каждая деталь. Здесь в округе все равно, кроме меня, никто не справится с этим.
«Так он здесь лучший мастер, ну и ну», – подумал Ричард.
– Ну что ж, может быть, мы и согласимся, – проговорил Ричард. – Но я бы хотел сказать вам одну вещь… Вы не обидитесь?
– Говорите. Я же мужчина и умею держать себя в руках.
– Понимаете, ваши фигуры слишком скованны. В них нет подлинной жизни. Человек, которому вы будете делать татуировку, не хочет, чтобы фигуры были застывшими. Он хочет, чтобы они были по-настоящему живыми. Если же ничего не получится, то мой друг может огорчиться, а когда он огорчается, то происходят всякие неприятности. Поверьте мне на слово. Вам не стоит браться за эту работу.
– Как знаете. Ваши деньги, и кожа тоже ваша.
– Вы можете сказать, кто здесь самый лучший мастер? На самом деле лучший. Я заплачу вам двадцать баксов за экономию моего времени.
Он положил на конторку двадцатидолларовую банкноту.
– Да, правда, – признал Руф, – великое мастерство мельчает и покидает Лотон. Мы теперь занимаемся тут халтурой, завезенной с Западного побережья. Но ладно, бог с вами, слушайте. Есть тут один парень. Он работает нечасто.
Но, скажу я вам, это настоящий гений. Он занимается татуировкой всю жизнь.
– Как его зовут?
– Джимми Ки. Он нормальный парень. Родился в Сайгоне. Начинал работать на Дальнем Востоке, там это искусство процветает. Видите паутину на моем лице? Ее сделал в шестьдесят пятом году в Токио великий Горимоно. Он сам меня разукрашивал.Руф подался вперед, поближе к Ричарду.
– Посмотрите, какие линии! Это совсем не то, что вы видели на спине Джейми. Там, на Востоке, ребята знают толк в своем деле, должен это признать. Так вот, Джимми Ки учился у самого Горимоно. Если он возьмется, он сделает все как надо. Но только если возьмется.
– Возьмется. За моего друга он возьмется. Где нам его найти?
Это была поистине ночь игрока.
«БИНГО! ВЫСОКИЕ СТАВКИ!» Высоко в ночном небе высвечивались эти неоновые слова. Дом бинго был самым большим и вечно оживленным местом в развлекательном комплексе племени команчей. Он состоял из нескольких высоких, блестевших сталью и стеклом зданий, расположенных на шоссе номер 65. Этот комплекс правительство Соединенных Штатов, чувствуя себя в неоплатном долгу перед индейцами, построило для людей, которые в нем абсолютно не нуждались.
Стоянка была битком забита машинами. В окнах дома видны были фермеры и горожане, колдующие над своими игровыми карточками. Между столиками расхаживали живописно наряженные «скво» и «воины-команчи», предлагая карточки и кока-колу, арахис и прочую мелочь.
– Итак, ребята, – раздался громовой голос ведущего игру крупье. Голос был настолько громкий, что его услышал даже Бад, стоявший в темноте на улице. – Играем И-шесть. У всех И-шесть? Вы запомнили: если выигрыш падает на две карточки, то вы выигрываете четыре банка!
Но Бад не стал дальше следить за представлением, а, повернувшись к бинго спиной, пошел по темной улице к маленькому домику, стоявшему в сотне метров от дома бинго. Он старался не замечать разбросанных на земле жестянок из-под пива и бутылок от кока-колы. Он старался не обращать внимания на похабные надписи, украшавшие стены местных домов.
Команчи. Когда-то они были храбрейшими воинами, самыми грозными из равнинных индейцев. Эти люди восхищали своей стойкостью. Они могли совершать недельные переходы верхом, питаясь одним пеммиканом [9] , вступали с ходу в сражения с превосходящими силами противника и одерживали победу. Затем следовали новые походы в нечеловеческих условиях. Теперь они добились избирательного права и наблюдали, как рассыпаются в прах их вековые обычаи и как их дети разбегаются в города, покидая родные места навеки. Бад горестно покачал головой.
Он достиг цели своего пути. На домике висела вывеска: «Племенная полиция Команчи». Бад вошел внутрь. Это было типичное полицейское учреждение, казенное помещение со стенами, окрашенными в зеленый цвет. За столом сидел сержант. В этой же комнате мирно дремали двое или трое патрульных, одетых в джинсы и бейсболки. В плечевых кобурах зауэровские пистолеты. Это были молодые, высокие и сильные парни, не очень дружелюбно настроенные.
– Привет, – сказал Бад сержанту. – Меня зовут Пьюти. Я из Оклахомской дорожной полиции. – Он показал сержанту
