– А я сегодня была в тех же краях, – сказала Жуанита. Она рассказала о поездке с Кентом на ранчо. Билли знал эту местность и как автомобилист был заинтересован.
– Какая речка? Там, где бетонный мост?
– Нет, нет. На много миль ниже! Знаете большую дорогу, где написано «Бич-Рут»? Вот там.
– Ага, знаю. Это где петля и ивы? Ого! Далеко же вы заехали! Устали, верно, порядком?
– Да. Но я уже отдохнула. – Ее мысли снова вернулись к Кенту. Устала?! Да она могла бы летать этой ночью.
– У меня мало осталось времени. Знаете, я еду во вторник в город, и сегодня я повидала ранчо на прощанье.
– Куда вы едете? – резко спросил он, перестав есть.
– Некая миссис Кольман, друг вашей матери, едет в Манилу. Ее муж – офицер…
– Джуд Кольман, знаю, – перебил он нетерпеливо. – Так что же?
– Они будут жить в очень глухом месте, и она хочет взять меня туда, в качестве компаньонки. Мы едем в четверг.
– А кому же эта идея пришла в голову? – спросил подавленно Билли, положив вилку и нож, но продолжая держать их за черенки.
– Ваша мать считает, что это хороший случай для меня…
– Хороший случай! Какой-то отрезанный от мира пост – да вы умрете от скуки!
– Ну, ведь я еду не навеки! – сказала Жуанита, немного упав духом.
– Надеюсь! – пробурчал Билли гневно, снова накидываясь на индейку. – Боже милостивый!
– Так вы намеревались уехать, не увидевшись со мной? – спросил он вдруг обиженно.
– Я хотела оставить вам записку, – уверяла его Жуанита, утешая свою совесть тем, что, наверное, она не забыла бы это сделать.
– Будь я проклят, если вижу какой-нибудь смысл в этом! – повторял Билли, – отчего вы не скажете просто, что вы не хотите туда ехать?
– Но я хочу ехать. – И, говоря так, она спросила себя, верно ли это. Еще утром ей это казалось довольно заманчиво. Но сегодня вечером, когда ее губы еще горели от первого поцелуя мужчины…
Он, Кент, не хотел любить ее – его держала в плену другая женщина. И только после счастливого дня, проведенного вместе, после долгой езды вдвоем, когда ее плечо касалось его плеча, он неожиданно заметил ее, руки Кента сомкнулись вокруг нее, и, заикаясь, в волнении, совсем не похожем на его обычную бесстрастность, он пробормотал, что любит ее.
Манила, Индия или Аляска – не все ли равно, если Кент любит ее, если он приедет к ней?
Она мечтательно улыбнулась не то своим мыслям, не то Билли; а Билли о чем-то возбужденно говорил, но она не совсем уловила, о чем именно.
Билли, белокурый, с розовой кожей, был красивее Кента. Но в ней даже это вызывало радость и нежность к тому, большому, смуглолицему, с убегающей улыбкой.
– Скажите мне искренно, разве не лучше бы вам было… – спрашивал Билли. Да о чем же он говорит, Боже милостивый?.. Она рассеянно улыбнулась ему.
– Разве не лучше было бы вам здесь? – К ее ужасу, он отодвинул тарелку и стакан и, перегнувшись через стол, положил свою руку на ее. – Мне надо вам сказать что-то.
Он посмеивался, но тон его был серьезен.
– Я вернулся домой отчасти из-за вас. Как раз тогда, когда я вам буду нужен, Жуанита! Жуанита!..
Фразы были неуклюжи и бессвязны, но в их значении невозможно было сомневаться. Она нервно откинулась назад.
– Не говорите так, – сказала она.
– Отчего же? – Он говорил тихо и взволнованно.
– А оттого, что… ваша мать была бы в страшном негодовании!
– Вы говорите, точно вы какая-нибудь младшая горничная, – сердито оборвал се Билли. – Вы ничуть не хуже моей матери!
С минуту оба молчали, глядя в глаза друг другу. Потом засмеялись, и Жуанита возразила:
– Я не то думала!
– О, простите, – мягко извинился Билли.
– Паштета? – предложила Жуанита.
– Нет, ничего больше не хочу… Вы, кажется, считаете меня мальчиком?
– Вы и есть мальчик, – ответила она с нежностью.
– Мне почти двадцать два года, я заканчиваю в июне учебу и стану работать у отца в газете, – отстаивал свою взрослость Билли.
– А мне почти двадцать четыре!
Он с ненужной старательностью перекладывал на столе ножи и вилки.