— Замолчите хоть вы! Идите уж…
— Накроешь кулеш крышкой, чтобы не остыл. Может, и Роберт твой придет вечером голодный, — говорила мать, надевая рваную гейшу, в которой Орися ходила в экономию.
Мать ушла. Орися еще слышала шарканье двух лопат, которые мать очищала от грязи, потом что-то дзинькнуло, и еще через минуту фигура Марфы Сегеды исчезла за огородными воротами.
Как только на улице раздавалось урчание машины, Орися подбегала к окну, всматриваясь, не комендантова ли это легковушка. Но проезжали грузовики с солдатами, с грузами, тянулись длинноствольные пушки, а машины Хариха все не было и не было.
Но вот промчалась и она. Орися успела заметить Василия: он сидел с краю. От сердца отлегло. Она даже стала напевать, подмазывая глиной пол. А помыв руки, подошла к зеркалу и долго смотрела на себя.
Как ей к лицу было бы белое шелковое платье, фата, венок. Тогда люди говорили бы: «Красивая молодая у лейтенанта Василия! Да и он как тополь…» Она зажмурила глаза и глубоко вздохнула, скрестив руки на высокой груди. Мечты! Мечты! Только и радости, что вы приходите к Орисе такими легкими, как венчальная фата, розовыми, как цветы в венке.
Она услышала шаги и бросилась навстречу Василию.
— Как ездилось?
— По дороге домой я достал на винокуренном заводе канистру спирту! — похвалился Василий. — В Люстдорфе вина же много было. Его колонисты, как воду, пили. Привык и я, — он улыбнулся.
— Так завод не работает же…
— Но человек, который был кладовщиком, остался. Если спирта нет в цистернах и погребах, то есть дома у кладовщика. Зимой винокуренный гнал спирт… Гость Хариха похвалил за находчивость. Харих ему литров пять запаковал, себя не обидел, да еще офицерам своим дал литра с три, — рассказывал Василий и достал из кармана две бутылки.
— А это для чего? — удивилась Орися.
— Чтоб мать залила очи Омельке. Добрее станет. А одну спрячь на всякий случай. И дай мне чистую тетрадь…
— Возьми в столе наполовину исписанную, — сказала Орися, подготавливая патефон.
Василий меж тем переворачивал листочки тетради.
— Как же это ты «счастье» по-русски написала через «щ»?
— И сама не знаю. Спутала, — покраснела Орися. — Неверно написала, значит, и в хате счастья нет…
Василий что-то озабоченно подсчитывал и подсчитывал, а Орися смотрела, как вертелась черная пластинка, Василий сжег лишние бумажки.
— Сюда идет лейтенант Майер! — предупредила Орися.
— Поставь «Андрюшу»!..
И Василий, подхватив Орисю, пустился в пляс.
Майер зашел раскрасневшийся, возбужденный, глаза его осовели.
— Хо-хо! — засмеялся он, увидев молодую пару. — Роберт! Мы решили, как только уедет оберет Тиссен, устроить банкет… Приглашаем и тебя. Приходи со своей девушкой.
— А вы далеко, господин лейтенант?
— Харих приказал подыскать квартиру для офицеров-танкистов. Зайду к полицаю и пойдем с ним. В наших краях будет танковая армия. Это не шутка, господин Гохберг.
— Огромная сила, господин Майер!
— Ну, красотка, как он танцует? — подмигнув, спросил Орисю Майер.
Орися и без перевода понимала немецкого офицера и ответила:
— Зеер гут!
— Хо-хо!.. — засмеялся Майер и вышел из хаты.
— Черт его принес! Не дают спокойно работать! — сердито пожаловался Василий, снова усаживаясь за стол…
— Полицай Данько идет! — снова предупредила девушка.
— Составление текста я закончил, — поднялся Василий. — А этому чего еще надо?..
— Не к нам — прошел мимо! Еще завести какую-нибудь?
— Сейчас пойду и сыграю на другом патефоне, — задумчиво ответил Василий, надевая фуражку.
Он взял Орисю за плечи и нежно прошептал:
— Что бы я без тебя делал? Милая моя!..
— Уж и милая… То танцуй с ним, то крути патефон.
Он виновато усмехнулся и прижался к ее щеке.
— Вот так бы и стоял, вот так бы и шел с тобою рядом через всю жизнь.
— И я… — шептала счастливая девушка.
— Да вот сейчас надо проскочить на чердак… — вдруг совсем другим тоном сказал он. — Будешь на погребне. А в случае чего — я вниз… Не сердись, Орися!..
Через полчаса они вернулись в светлицу. Мать неторопливо ела кулеш.
— Может, и ты бы перекусил?.. — спросила она Орисиного товарища. — Или немецкий харч вкуснее? — пошутила старая, скривив губы.
— Мама! — дочь бросила на нее сердитый взгляд.
— Да он не станет обижаться…
— Конечно! Доброй ночи вам!
— Проводи в сени. А то еще за деревянное корыто зацепится, — сказала мать и кинула в рот крошки хлеба, тщательно сметенные со стола.
— А почему корыто стоит? Оно же висело в сенях?
Мать засмеялась и промолчала. Это была ее конспирация, на случай, если забредет в сени непрошеный гость. От матери ведь не скроешь. Мать чувствовала, что Орисю и Василия волновали не только важные государственные дела. Она видела, что дочь влюбилась в Василия. А сейчас не время, ой не время про любовь думать.
В сенях было темно. Василий остановился, задержав руку девушки.
— Орися! Ты придешь хоть на часок на вечеринку, о которой говорил Майер?..
— Ни за что!
— Правильно. Лучше тебе не приходить.
Он хотел обнять ее, но она отстранилась.
— Иди, Василек, отдыхай…
Он не ответил. Да, трудно ему жить двойной жизнью и с таким напряжением. На щеках он чувствовал теплые девичьи руки.
— Иди, милый! — шептала Орися, открывая дверь. — Ты не сердишься?
И услыхала грустное и тихое: «Нет…»
Гауптман Харих и служащие комендатуры проводили Тиссена только под вечер следующего дня и облегченно вздохнули. Хотя оберст по профессии был инженером и приезжал по делам строительства оборонительных рубежей, он нагнал страху на немного флегматичного коменданта и его подчиненных. Гауптман Харих решил навести железную дисциплину в комендатуре. О банкете, который собирался устроить лейтенант Майер и его друзья, в эти дни нельзя было и заикнуться. Харих разогнал всех офицеров и солдат на оборонные объекты, где они обязаны были дневать и ночевать. Начальство требовало усиленной работы. Лагерей военнопленных, откуда можно было бы черпать рабочую силу, поблизости не было, а превращать местность в «неприступную крепость» надо.
— Вы понимаете, Гохберг? — делился своими заботами с переводчиком Харих. — Известно, что украинский народ трудолюбивый. А работать на рубежах не хочет. Расстреливать каждого десятого, как советовал оберст? Не выйдет. Пленных русских солдат отправили в тыл, да они и ни к чему — похожи на мертвецов. Вся надежда на своих солдат и саперов. А мне звонят, требуют, угрожают… Будто я факир: взмахну палочкой — и Белгородско-Харьковский плацдарм уже «крепость»! Вот вызывают на кустовое
