Я не удержалась от смеха, слишком нелепо звучало то, что еда могла привести к любви.
– Почему?
Алекс немного подвинулся, и я слезла с его коленей, снова опустившись на свой стул. Засмеявшись, он обмакнул еще один кусок хлеба в оливковое масло и вручил его мне.
– Я провел много времени в окружении людей, которые считали, что вся их ценность заключается в том, чтобы соответствовать индексу массы тела. Мужчин, которые настолько одержимы своими тренировками, что не могут говорить ни о чем другом, кроме кардиоупражнений и нужного количества подходов. Женщин, которые уверены, что истощение – это сексуально.
Я вскинула бровь.
– Выходит, другими словами, ты пытаешься сказать, что я…
– Пышная, – поспешил оборвать Алекс. – С соблазнительными формами. Аппетитная. Фигуристая.
Я посмотрела вниз, на свои груди, потом еще ниже, на бедра.
– Угу.
Дело в том, что ни одна из женщин – и ни один из мужчин, – с которыми я был за последние несколько лет, ни за что не стали бы есть китайские пельмени на завтрак.
– Похоже, ты провел немало времени с неправильными людьми.
Он пожал плечами.
– Я не из тех, у кого много друзей, Оливия. Я имею в виду настоящих друзей. Зато у меня хренова туча денег – и никого, на кого можно было бы их потратить, кроме себя самого. Когда вращаешься в таком окружении, легко перенять подобный образ жизни.
Я прекрасно понимала, что Алекс имеет в виду. Задумчиво пододвинув к нему блюдо с пастой, я уточнила:
– Ты говоришь о людях, которые заботятся о названиях брендов, например?
Он улыбнулся:
– Детка, люди, с которыми я в свое время зависал, сочли бы «Крэйт энд Баррел» жалкой трущобой!
Я вспомнила о недешевом шарфе, который Алекс забыл в самолете, преспокойно заменив шейным платком.
– Здесь, в Аннвилле, ты вряд ли найдешь слишком много чего-то подобного, с намеком на пафос.
Он усмехнулся и покачал головой:
– Расскажи мне об этом. Мне до зарезу нужны огромная тарелка индийской еды и книжный магазин. Черт, клянусь, я бы съездил какой-нибудь невинной старушке рыбой по физиономии, как в том телешоу[26], только бы найти здесь поблизости книжный магазин!
– Съездил по… – Я в изумлении вытаращила глаза, потом захихикала.
В этом был весь Алекс: одну минуту мы разговаривали о тайнах жизни, а в следующую уже задыхались от смеха.
– Ладно, признаю, я не зашел бы так далеко. Но мне действительно нужен книжный магазин. И, черт меня дери, «Старбакс».
Я наморщила нос:
– Не знала, что ты любишь «Старбакс».
– Я и не люблю. Просто везде, повсюду есть «Старбакс».
– Только не в Аннвилле.
– Не-а. Но в Аннвилле есть ты.
Услышав новую сентиментальную фразу, я в шутку застонала, хотя мне и понравилось то, что он сказал:
– Из какого любовного романа ты это выудил?
– О, думаю, он называется «Страсть на кукурузном поле» или что-то в этом духе. – Подмигнув, Алекс снова накрутил пасту на вилку и отправил в рот внушительный клубок макарон. С полным ртом, отбросив хорошие манеры, он спросил: – А почему ты выбрала меня?
Я уже успела составить список его достоинств. В конце концов, задавая ему столь важный вопрос, я ожидала, что и мне придется дать свой собственный ответ.
– Мне, наверное, стоит упомянуть, что ты – настоящий GQ-самец?
Алекс залился смехом:
– Что еще, черт побери, за GQ-самец?
– Это самец, который так чертовски красив, что достоин находиться на обложке журнала «GQ». – Я помедлила, чтобы подмигнуть ему. – И это ты.
Он подбодрил меня, махнув вилкой:
– Принимаю твой комплимент. Продолжай!
– Я не могу тебе назвать какую-то одну вещь, за которую тебя выбрала. Не было какого-то одного- единственного момента. Это было просто как… ты оказался рядом, когда я нуждалась в ком-то, и позже я осознала, что нуждалась не в ком-то, а только в тебе.
Алекс слизал со своих губ оливковое масло.
– Даже при том, что ты зареклась встречаться с кем-то вроде меня?
– Возможно, главным образом именно поэтому. – Я покачивала пальцем с помолвочным кольцом, заставляя свет играть в гранях бриллианта. – Но ты был прав, когда сказал, что ты – не Патрик. Я не могла перестать думать о том, что каждый новый мужчина будет напоминать его. Я хочу сказать, что вряд ли дала бы шанс гетеросексуалам.
Его глаза сверкнули.
– За гетеросексуалами глаз да глаз нужен, Оливия.
– Ага. За ними надо присматривать.
– О, они все гуляют на стороне, – авторитетно заметил Алекс. – Хотя сами напоминают единорогов.
– Нужно быть девственницей, чтобы укротить их?
– Вообще-то я имел в виду, что они – рогатые, – засмеялся он. – И озабоченные.
Я лихорадочно размышляла, как завести разговор о моей встрече с Патриком, и сейчас, похоже, было самое лучшее время признаться.
– Сегодня вечером я видела Патрика. Он поджидал меня после работы. Он был вне себя от злости из-за того, что я не сообщила ему о помолвке лично.
Лицо Алекса приняло бесстрастное выражение. Не такое непроницаемое, как прежде, но достаточное, чтобы скрыть его эмоции.
– О?
Я засмеялась, чтобы успокоить нас двоих и показать, что придавать значение случайному разговору с Патриком не стоит.
– Да. Его прямо перекорежило от злости, словно я что-то ему должна.
– А ты что, чем-то ему обязана?
Я нахмурилась:
– Нет! Между нами с Патриком много всего произошло, но я ничего, черт побери, ему не должна!
Алекс ничего не ответил, только кивнул. Я провела по тарелке куском хлеба, чтобы собрать масло, но не стала есть. Лишь допила остававшееся в бокале вино.
– Они с Тедди расстались.
Алекс задумчиво повел плечами и поковырял вилкой в тарелке.
– Он сказал, почему?
Мне совершенно не хотелось вспоминать о том, как Патрик объяснил расставание, какие слова это повлекло за собой.
– Он сказал, что трахался направо и налево, но, с другой стороны, у них с Тедди было ведь соглашение на сей счет.
Во взгляде Алекса появилась резкость.
– Нельзя считать это изменой, если оба согласились на нечто подобное. Если же нет, тогда это действительно измена.
– Согласна, думаю, так и есть. – Я немного помедлила, не решаясь продолжить. – Кстати, никогда не
