я наклонилась вперед, и теперь мои груди вот-вот грозились вывалиться наружу.
Я придвинулась и уселась на колени Алекса, положив голову ему на плечо, и немного повернула лицо, чтобы видеть его подбородок и кончик носа. Алекс так и не прикоснулся ко мне ни разу – я догадалась, что он решил подыграть моей фантазии, этому перевоплощению в стриптизершу. Я покачала ягодицами над его членом, медленно, заставляя шире развести бедра. Шелк подвернулся, собравшись в складки между моих ног, и с каждым движением бедер ткань касалась клитора.
Во время этого пикантного шоу мы с Алексом не молчали, о нет! Он говорил мне, как сексуально я выгляжу, как он хочет прикоснуться ко мне. Трахать меня. А я уверяла, что мечтаю снова ощутить вкус его члена. Сексуальные слова, не всегда последовательные и четкие… Иногда их говорят лишь для того, чтобы произвести эффект, эпатировать. Возбудить. Не имеет значения, для чего они произносятся, главное, что я знала: мы говорили абсолютную правду, выражая свои чувства, и не важно, как смешно это могло звучать.
Я немного приподняла ягодицы.
– Расстегни ремень. Вытащи член.
Алекс подчинился. Я скользнула сверху, снова оказавшись лицом к лицу с ним. Потом на мгновение приподнялась, и шелк разметался вокруг моих бедер и накрыл колени Алекса. Я немного наклонилась вперед, опершись ладонями о его бедра, и крепко сжала свои колени. Благодаря этой чувственной, восхитительной хватке я могла удерживать равновесие.
В таком положении его член тер мою точку G, и я тихо постанывала от наслаждения.
– Коснись моего клитора.
Рука Алекса покорно запорхала, делая то, что я приказала. Двигаясь в такт кружению его пальца, я медленно приподнималась и опускалась вниз. Мои глаза закрылись, мое тело уже сотрясала сладостная дрожь. Ночнушка сдвинулась, обнажив левую грудь. Волосы упали на лицо.
Представляя себе фотографию, которую мы сейчас являли, я не могла думать о подходящем заголовке. Я не могла думать ни о чем, кроме неистового желания, бушевавшего между моими бедрами. Повинуясь ему, я задвигалась чуть быстрее.
– Я сейчас кончу, – сдавленно простонал Алекс. – Черт… Оливия…
– Еще минутку, – взмолилась я прерывающимся, охрипшим от вожделения голосом.
Быстрее. Резче. Рука Алекса по-прежнему ласкала меня в нужном ритме. С его губ слетел низкий, гортанный звук, который, как я уже прекрасно знала, означал наступление кульминации. Словно повинуясь этому стону, я и сама с головой рухнула в мощный оргазм.
Когда волна удовольствия постепенно схлынула, я обнаружила, что пальцы моих ног свело судорогой от резкой скачки по деревянному полу, а мои бедра до сих пор дрожат. Я чувствовала себя раздробленной изнутри, кожу саднило, хотя не сказала бы, что у меня был повод жаловаться. Оттолкнувшись от коленей Алекса, я поднялась, вздрогнув, когда по внутренней стороне моей ноги медленно потекла горячая струйка.
Алекс, одежда которого лишь слегка растрепалась, усмехнулся:
– Это стоило больше, чем горстка долларовых купюр.
Схватив с дивана подушку, я бросила в его самодовольное лицо. Он сумел увернуться в самое последнее мгновение, хотя мой «снаряд» немного взъерошил его волосы.
– Ну ты и хитрозадый!
– Я такой.
Ухмыльнувшись, я побрела на кухню, вытащила из ящика кухонное полотенце и принялась убирать на столе. Потом налила стакан холодной воды из-под крана и наклонилась к холодильнику, чтобы посмотреть, что можно перекусить. В этот момент сзади подошел Алекс, положив руки мне на бедра. Его промежность натолкнулась на мои ягодицы.
– Ох, извини, – сказал он, явно не желая извиняться. – Я тебя не заметил.
Я обернулась, с трудом удерживая в руках колбасу и горчицу.
– Держи себя в руках, приятель, не то я сделаю тебе сэндвич не с тем сыром.
Но Алекс прижал меня к себе, чтобы поцеловать, его не остановил даже стакан ледяной воды, коснувшийся наших животов. Потом он выпустил меня. Я наскоро приготовила ужин, мы поели, и Алекс вымыл тарелки, пока я приняла душ. К тому моменту я уже не могла дурачить саму себя, думая, что смогу еще немного поработать. Только не теперь, когда мне не удавалось убедить даже свои ноги подняться вверх по лестнице в студию, где я всегда трудилась, пытаясь придать своей деятельности серьезности.
Вместо этого, пока Алекс принимал душ и проводил в ванной все свои бесконечно долгие процедуры – он изводил больше увлажняющего крема и средств по уходу за волосами, чем я тратила когда-либо за всю свою жизнь, – я включила свой ноутбук и уютно устроилась на диване. Проверила, нет ли у Алекса своей странички в «Коннекс», но не нашла ничего подходящего. Либо он вообще не был зарегистрирован в этой сети, либо сделал страницу закрытой, недоступной для поиска. Я обновила свою страничку, изменив статус на вкрадчивое, самолюбивое «Вкусно ем, сладко сплю, и вообще все в шоколаде». Я зашла на страничку Патрика, но там ничего не поменялось. В статусе по-прежнему было указано, что он встречается с Тедди. А вот страница Тедди была удалена.
Я запретила себе ввязываться в эту драму. Бегло просмотрела несколько сообщений от друзей, с которыми редко виделась, и ознакомилась с последними фотографиями Сары. На снимках она красовалась в компании какого-то симпатичного парня с темными волосами и множеством татуировок. Я прокомментировала одну из фотографий, поставив один-единственный знак вопроса. Она должна была понять, что я имею в виду.
После этого, под шум воды, все еще доносившийся из ванной, я проверила свою электронную почту. Ничего особенного, обычные письма от моих братьев и их жен. Главным образом шутки, несколько фотографий. Переадресованное мне письмо счастья с ангелочком, очередная ерунда от моего папы, с суперрелигиозной Иисусовой молитвой в конце. Я удалила сообщение, не ответив на него. И наконец, увидела электронное письмо от мамы.
Я читала сообщение по второму разу, когда Алекс вышел из ванной с одним полотенцем вокруг талии и другим, обернутым вокруг головы. Он, должно быть, пытался быть забавным или даже не задумывался над тем, как смешно выглядит – это была одна из тех вещей, которые я так в нем любила, не умея выразить то, что чувствую. Алекс был очаровательно-бесцеремонен во всем, что делал.
– Что случилось? – встревожился он.
Я и не осознавала, что хмурюсь, пока не улыбнулась ему в ответ.
– Это письмо по электронке от мамы. Она хочет приехать, навестить меня.
– Понятно. – Алекс резко сдернул полотенце с волос и принялся энергично сушить свою шевелюру, дергая головой из стороны в сторону и покачивая ею так, чтобы вытряхнуть воду из ушей. Уловив мое настроение, он вдруг замер на месте, посмотрев на меня. – Это плохо?
– Это не плохо, просто… странно.
– Да? – Алекс набросил полотенце на плечи и положил руки себе на бедра. – Что ж, по крайней мере, это не нечто плохое.
– Мать всегда говорила, что не приезжает ко мне, потому что ехать слишком далеко, дорога займет целый день. А еще потому, что она не может оставаться здесь, в моем доме. И потому, что не может тут питаться.
Он кивнул с понимающим видом, но все-таки спросил:
– Почему не может?
Мы с Алексом никогда по-настоящему не углублялись в эту тему, не копались во всех этих «зачем» да «почему», касающихся превращения моей матери из последовательницы прогрессивного иудаизма в верующую, строго исполняющую все религиозные ритуалы.
– У меня еда не кошерная.
– А почему бы тебе не приготовить для нее что-нибудь кошерное?
– Даже если я куплю для нее кошерную пищу, тарелки и столовое серебро все равно не будут кошерными. Черт! Думаю, ей сам воздух у меня кажется не кошерным или что-то вроде этого.
Это был чуть ли не главный камень преткновения в отношениях с матерью – не только для меня, но и
