Неужели, — Костикова наигранно огляделась по сторонам и, склонившись к Юле, прошептала по слогам:
— При-ста-вал? Юля покраснела.
— А... — выразила догадку Настя. — Значит, ты его выгнала за то, что н е приставал!..
— Никто его и не выгонял! — вспыхнула Юля. — Сам ушел.
— Ага, — «поверила» Настя. — Ну конечно, сам. Поэтому и с ног чуть меня не сбил. В подъезде. Вспомнил, наверное, про занятия в кружке «Умелые руки» и заторопился...
— Костикова, кончай, а... — Юле было не до шуток. Она и в самом деле переживала уход Максима.
— Все. — Настя была понятливой девушкой. — Молчу. Храню покой.
— Ты чего-то хотела? — спросила Юля без особого энтузиазма, скорее из вежливости.
— Что может хотеть женщина-мать, когда ребенок спит?
— Ну?
— Женщина-мать или тоже хочет спать, — довела Костикова до сведения неопытной подруги, — или ей требуется активная светская жизнь.
— Чего тебе требуется?.. — спросила Юля с сарказмом.
— Светская жизнь, — пояснила Настя и принялась изображать светскую львицу: — Только что я посетила торговый дом «Детский мир». А сейчас присутствую на фуршете, — «дама» взяла со стола пирожное и продолжала уже с набитым ртом, — у самой госпожи Кузнецовой.
— Ас ребенком кто? — решилась узнать «госпожа Кузнецова».
— Любящая бабушка, — был получен ответ. — Нет, ты не подумай там чего... По-прежнему любящая себя бабушка. Но — и на старуху, как говорится, бывает проруха.
— А любящий себя отец не появлялся?
— Что отец... — Настя принялась за второе пирожное. — Отец, как утверждает наука, всегда неизвестен. Кстати, а твой где?
— Папа? В командировке.
— Когда вернется? Юля пожала плечами.
— Не знаю.
— Далеко?
— Где-то под Москвой. Не то Шатура, не то Руза...
— Что это его занесло?
— Я сама толком не поняла. Ни с того ни с сего их совместное предприятие решило выкупить и перепрофилировать, — выговорила Юля с трудом сложное слово, — какой-то заводик, который там приватизируют.
— Акционируют, — поправила Костикова.
— А какая разница?
— Не знаю. — Настя прыснула. — Но, говорят, большая. Юля захохотала тоже.
— Ну вот, — добавила она, справившись со смехом, — короче говоря, его и послали, экспертом.
— Ну хорошо, — судя по всему не озабоченная сохранением фигуры, «женщина-мать» поглощала пирожные с такой скоростью, что Биг-Маку и не снилось. — Значит, ты теперь осталась вообще одна.
— Да нет. Я думаю, он через день-два вернется.
— Это, конечно, хуже, но я на это шла, — проговорила Настя загадочно.
— В каком смысле?
Настя доела пирожное и спросила, стараясь сохранять непринужденный тон:
— Как ты отнесешься к тому, если мы с ребеночком у тебя поживем? Недельку?
— А зачем? — Юля несколько опешила от неожиданности вопроса.
— Да мы там ремонт затеяли... — как-то не очень уверенно проговорила Костикова.
— Ремонт?
— Ну да. Косметический. Стены побелить. Обои покрасить. То есть обои поклеить... Ну, в общем, как полагается.
— Ну, пожалуйста. Я думаю, папа возражать не будет, — сказала Юля.
— Ну и отлично, — обрадовалась Костикова. — Тогда к утру жди.
— А что? — осведомилась Юля недоверчиво. — К тебе уже завтра мастера придут?
— Ну да. А что?
— А если бы я не согласилась?
— А чего тебе отказываться? Я же знаю, что ты в усеченном виде существуешь. Кстати, как мамаша поживает? Оттягивается с модельером на полную катушку?
— Вполне возможно. Подожди, Насть, ты чего-то темнишь.
— Я?! — возмутилась было Костикова и тут же покорно согласилась: — Ну, немножко.
— С мамой поругалась? — догадалась Юля.
— Не то слово, — созналась Костикова. — Нам с тобой на мамаш везет. Пер у нас на них!
— А что случилось?
— Ничего. Просто она вроде тебя. Она очень с зятем... С отцом ребенка познакомиться хочет.
— А ты чего?
— Ничего. Стою на своем. Мол, погиб, выполняя задание Родины.
— Ага... — кивнула Юля, оценив юмор, — при испытании новейшей модели самолета.
— Если бы, — вздохнула Костикова. — На самом-то деле все произошло гораздо прозаичнее. Вышел мой Коля покурить, и тут-то его и видели... Наверное, так до сих пор и мотается, горемычный, — Настя «всплакнула», — по орбите.
— По какой еще орбите? — не поняла Юля.
— Как по какой? По космической. Он же не просто так покурить вышел, а в открытый космос.
— А, — догадалась Юля, — так он у тебя космонавт, значит, был?!
— Ну! А я про что! Вот ты, видишь, — сразу просекла, что к чему. А маман моя не верит, представляешь?
— Да ну?..
— Вот тебе и «да ну»... Ладно. Короче, мы переезжаем или нет?
— Переезжаете, переезжаете, — кивнула Юля.
— Тоща все остальные разговоры до завтра, ладно? — засуетилась Настя и направилась к двери.
— Уже уходишь? — Юля прошла за подругой в прихожую.
— Надо. А то, боюсь, космонавтов сын проснется. А любящая бабушка у нас носовые платки от подгузников отличить никак не может.
Неожиданно в дверь позвонили. Настя, которая была к двери ближе, открыла.
Сначала в дверном проеме возник огромный букет роз, а потом появился и сам любитель широких жестов — Биг-Мак.
— Вам, наверное, нужна она? — посторонившись, кивнула в Юлину сторону Настя.
— Совершенно верно. — Максим вошел в квартиру и протянул смущенной Юле букет.
— Я балдею! — конечно же не удержалась от комментария Костикова и молча, «по-английски», исчезла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Юля тут же подошла к Максиму и с явным удовольствием чмокнула его в щеку.
— Как хорошо, что ты вернулся... — она прижалась к его плечу.
Маша страдала болезнью, которую в старину называли сплином — на иностранный манер. Современные врачи бы сказали, что у Маши депрессия. А говоря попросту — Мария Петровна маялась от тоски. Когда ничего не хочется — ни есть, ни пить, ни читать, ни смотреть телевизор... Вот почему Маша искренне обрадовалась, когда увидела в своей больничной палате Леночку Ползунову.
— Леночка! Это вы?! Какая прелесть! Как вы меня нашли? — Накрытая одеялом, Маша сидела на кровати.
— А я с хорошей вестью! — Леночка уселась на стул рядом с Машиной койкой.
— Для меня уже давно лучшие новости — это их отсутствие, — заметила Маша не без грусти.
