дни? Объясни мне!
Ассам протянул к ней руки, как бы желая сказать, что слова бессильны выразить его чувства. Потом опустил руки и вздохнул:
— Я боялся, Лейла…
— Боялся?.. Кого, меня? — удивленно спросила Лейла, ткнув рукой себя в грудь.
— И тебя боялся, — нежно посмотрев на нее, признался Ассам.
— Это почему же?
— Видишь ли, Лейла, как тебе объяснить?.. Я боялся не столько тебя, сколько себя самого, людей…
— Но какое нам дело, Ассам, до других людей?.. Я не понимаю тебя… Ничего не понимаю…
За дверью послышались шаги матери. Ассам подошел к швейной машинке и сделал вид, что рассматривает тетушкину работу.
— Чего ты тут не понимаешь? — спросила мать, входя в комнату.
— Да вот одно место в книге никак не могу понять, — нашлась Лейла после некоторого замешательства.
— А ты попроси Ассама, он тебе объяснит, — посоветовала мать, опять усаживаясь за работу.
Лейла, уже окончательно придя в себя, лукаво улыбнулась.
— В том-то и дело, что Ассам не хочет мне ничего объяснить.
С трудом пряча улыбку, Ассам посмотрел на Лейлу.
— Да, тетя, я в самом деле сказал, что не буду ей ничего объяснять!
— Ну, Ассам, это на тебя совсем не похоже. Ты ведь всегда такой внимательный. Не то что наш Махмуд, у которого никогда не хватает терпения толком что-либо объяснить.
— Он тоже, мамочка, ничего не способен объяснить! — взглянув на Ассама, заявила Лейла и громко расхохоталась.
Ассам шагнул к ней. О, как ему хотелось обнять ее, прижать ее голову к своей груди! Если бы он мог взять ее, как ребенка, на руки и унести… Чтобы она смеялась только с ним, только для него…
Хлопнула входная дверь. В комнату ворвался Махмуд. Он крепко пожал руку Ассаму, будто они не виделись по крайней мере несколько лет. Обнял мать и стал порывисто целовать ее в щеки, в лоб, в губы…
— Ты что, с ума сошел, Махмуд? Как тебе не стыдно? — вырываясь из его объятий, смущенно пробормотала мать, поправляя сбившуюся прическу. Столь бурное проявление нежности было так неожиданно для нее, что она покраснела, как девчонка.
— А что особенного? — возразил Махмуд. — Кого же еще остается целовать нашему брату, как не родную мать! Правда, Ассам?
— Что-то ты сегодня подозрительно возбужден? — сказал Ассам.
— Принято решение, братец! Важное решение! — чистосердечно признался Махмуд.
Лейлу бросило в жар: «Конечно! Как она сразу не догадалась! Махмуд решил ехать на канал…» Сердце ее переполнилось гордостью и страхом за брата. Ей хотелось расцеловать его. Она вскочила, подняла на него восхищенные, сияющие глаза, но тут же отвела взгляд.
— Тебе приготовить чаю, Махмуд? — спросила она смущенно.
Махмуд понял, что Лейла обо всем уже догадалась. Он слегка потрепал ее волосы:
— Спасибо… Потом, потом, Лейла…
— Ну как, хороший был вечер? — спросил Ассам.
— Какой там вечер? Разве теперь до вечеров? Кстати, ты ушел днем, так ничего и не решив.
— Я устал…
— Устал? Но, судя по нарядному виду, ты все же собирался идти на вечер?
— Ну что ты ко мне привязался? Да, хотел пойти. Потом передумал…
— Передумал?.. А как же посмотрит на это наша общая знакомая? — улыбаясь, спросил Махмуд. — Она ведь может обидеться…
Ассам почувствовал на себе пристальный взгляд Лейлы и покраснел.
— Обожди, я в долгу у тебя не останусь, — негромко пригрозил он Махмуду.
— А при чем тут я? — сделав невинное лицо, пожал плечами Махмуд. — Я только предупредил тебя… Ну, ладно, пойду переоденусь… Потом все расскажу.
Махмуд вышел. Лейла сидела с каменным лицом, не в силах двинуться с места. Снова застучала швейная машинка, как будто кто-то бил по голове молоточками. Все сильнее, сильнее. Лейла повернулась спиной к матери и пристально посмотрела на Ассама.
Губы ее беззвучно произнесли:
— Кто та девушка? Кто она?
«Что она делает? — с ужасом подумал Ассам, закрывая глаза. — С ума сошла? А вдруг заметит мать? Или неожиданно войдет Махмуд? Что я тогда скажу?»
Машинка перестала стучать. Лейла тряхнула головой, словно отгоняя от себя наваждение.
В комнату вошла служанка и поставила перед Ассамом поднос с чайником и стаканами. У Лейлы опять стало каменное лицо. Ассам взял стакан чаю и молча стал наблюдать за нею краешком глаза. Судя по ее лицу, опасность еще не миновала. Он не спеша допил чай и, придвинув свое кресло поближе к швейной машинке, принялся за второй стакан, теперь уже под надежной защитой тетушки.
Машинка снова застучала, и опять молотки безжалостно стали бить по голове. Лейла вырвала из лежащего рядом блокнота листок и быстро что-то написала карандашом. Рука Ассама со стаканом чаю замерла в воздухе. Лейла подошла к матери и, сделав вид, что ищет что-то на столике машинки, незаметно сунула записку в руку Ассама. Взяв ножницы, она спокойно вернулась на свое место.
Ассам сидел неподвижно, боясь развернуть листок. Потом, улучив момент, все же развернул его под столиком швейной машинки и прочел: «Кто та девушка? Какие у тебя с ней отношения? Ответь немедленно или я спрошу у тебя об этом при всех!»
Ассам покосился на Лейлу. Она сидела с безразличным видом и стригла ножницами ногти. Но в глазах ее по-прежнему светились огоньки, которые ничего хорошего не предвещали. «Она в самом деле может это сделать. Ведь это взбалмошное существо, как говорит ее отец: живет не умом, а сердцем».
А машинка стучала все настойчивей и настойчивей. Ассам был мрачен. Пожалуй, надо улизнуть, пока не вернулся Махмуд. Но как… Как?..
«Так-так-так… Так-так-так», словно смеясь над ним, бешено стучала машинка. Может, лучше попытаться объяснить этой сумасшедшей?.. Но как?.. Как?..
«Так-так-так… Так-так-так», будто отвечая на его мысли, тарахтела швейная машинка.
Все с тем же мрачным, даже злым выражением лица Ассам подошел к Лейле, достал из кармана автоматический карандаш и глухо сказал:
— Посмотри, Лейла, какой карандаш. А как хорошо пишет!..
И на чистом листке своей записной книжки написал несколько слов по-английски. Затем быстро зачеркнул их и уже более мелкими буквами опять написал: «Хотя ты сумасшедшая, но я люблю тебя». Это были именно те слова, которые она хотела сейчас от него услышать.
Ассам увидел, как счастливо загорелись глаза Лейлы. Они словно умоляли его: «Пиши… пиши… пиши еще!» И Ассам уверенно размашистым почерком написал три раза подряд: «Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя». И с такой силой подчеркнул, что даже порвал бумагу. В висках бешено застучало. Опять машинка? Нет, это прилила кровь. Ассаму стало жарко. Он сделал над собой усилие и отстранился подальше от Лейлы. Стараясь не глядеть на нее, он закрыл записную книжку, спрятал ее в карман. Бессильно опустившись в кресло, Ассам дрожащей рукой достал сигарету и, глубоко затянувшись, медленно выпустил дым расплывающимися причудливыми кольцами. Сквозь эти кольца он затуманенным взором смотрел на Лейлу. Лицо его постепенно прояснилось, снова стало мягким и добрым…
Лейла неподвижно наблюдала за Ассамом и чувствовала, как горячие волны счастья охватывают ее. Ей хотелось и плакать, и смеяться, петь, прыгать, кричать. Кричать во все горло: «Ассам меня любит! Слышите! Я люблю Ассама!..»
А мать спокойно, как ни в чем не бывало, сидела и подрубала край ночной рубашки. Нет, это просто невыносимо — смотреть на ее бесстрастное лицо, когда внутри у тебя все поет. Лейла вскочила и, ничего не
