Через час, выполнив намеченные мероприятия по полной программе и даже немного больше, поскольку удалось заставить разбойников подписать договор за свидетелей, живописной группой скачем дальше. Я мчусь впереди, надеясь наверстать упущенное время, когда замечаю, что Грас догоняет меня, делая знак притормозить.
— Ну что у тебя? — нетерпеливо бросаю горцу, едва он сравнялся со мной.
— Марта, можно еще совет?
— Да.
— Нужно ехать через Трайн.
— Почему?!
— Они вернутся. Возьмут свежих верблюдов и вернутся. Ты их сильно разозлила, и законы все на твоей стороне. У них только одна возможность отомстить, ехать сегодня всю ночь. Наши верблюды дневные, а у них есть ночные. Ориза спроси, если не веришь. Их с детства по-разному учат. Наши скоро спать захотят, и мы не сможем всю ночь скакать, да еще тут дорога все вверх. Нужно свернуть, пока не стемнело, мы успеем засветло на трайнскую дорогу выехать.
Ну что ж, и снова он прав! В этот раз разбойников наверняка будет больше и неизвестно, какие у них еще каверзы в запасе.
— Ладно, — вздыхаю безнадежно, — сворачиваем!
Я первым разворачиваю верблюда, и, опустив на лоб шляпу, требую от мику карту местности. Если я и поеду по этому бездорожью, то только по тщательно просчитанному компом маршруту. Дорога на Трайн от развилки ушла почти под прямым углом, поэтому нам придется хорошенько постараться, чтобы выехать на неё засветло.
Причем мне хочется попасть туда как можно дальше от бандитской деревни. Мику выдает на экран разноцветную карту местности с зеленой жилкой намеченного маршрута и красными крестиками в наиболее труднопроходимых местах. Даю спутникам команду двигаться точно по моим следам, и путешествие по бездорожью начинается.
Сколько мы объехали холмов, горок и просто огромных валунов, сколько колючих и не очень кустов пытались украсть по лоскутку нашей одежды, сколько узких и не очень ручейков, овражков и трещин мы преодолели — я даже не пытался сосчитать. Уже почти совсем стемнело, когда две полоски, зеленая нашего маршрута и красная, трайнской дороги, почти соприкоснулись на моём экране. На местности это составило бы примерно метров семьсот, и можно было, совершив героический рывок, выбраться на дорогу, но я этого делать не стал. Сухая ложбинка между двух холмов как раз подходит для ночлега. Тем более, ручеек, который мы пересекли пару минут назад, поросший по берегам пышной, еще не успевшей пожухнуть травой, явно понравился верблюдам.
Разжигать костер не разрешаю, поэтому, пока Ориз занимается животными, а горцы, сносно видящие в полумраке, скромным ужином, ухожу осмотреть окрестность.
Расставляя пугалки и прикидывая план отражения возможного нападения, все время возвращаюсь мыслями к Алику. За сегодняшний день он едва сказал пять слов, и это были в основном междометия. Интересно, а с Грасом он тоже не разговаривает?! Я вообще-то против подслушивания, и категорически против вмешательства в чужую личную жизнь. Но ведь жизнь Алика, если б я не успел сдернуть его с камня, могла уже закончиться! Значит, я имею полное право знать о ней немного больше, успокаиваю свою совесть, прося мику включить запись разговоров горцев. Но это мало что мне дает, Алик, оказывается, не разговаривает не только со мной. И это мне совсем не нравится.
Вернувшись в лагерь, обнаруживаю всю компанию за поеданием простого ужина. Ну да, я же сам орал в гостинице, чтоб меня не ждали. Почему ж теперь это так неприятно кольнуло мое самолюбие?!
— Марта, вот твоя миска, — заботливо пододвигает еду Ориз.
Ну вот, и чего я обиделся? Еды мне оставили значительно больше, чем я могу съесть.
— Кто что думает по поводу нашего положения? — утолив первый голод, бросаю задачку парням.
Затянувшееся молчание, прерываемое только звуками жующих зубов да бульканьем пива, решается нарушить Ориз.
— Ты хозяйка, нана, тебе и виднее, — осторожничает он.
— Ладно, тогда скажите, те бандиты, если нападут снова, отпустят нас?
— Нет, — не выдерживает Грас.
— Значит, нас всех могут убить. Или нелегально продать в Райхане. Так?!
— Так, — кивает он.
— Кому, кроме меня этого не хочется, и почему?
— Ну, мне не хочется, — пожимает могучими плечами Грас. — И ясно почему, приятнее жить свободным, чем рабом.
— Мне тоже, — вздыхает Ориз, — хоть с тобой и трудно нана, но в руднике я совсем не смогу.
И отчего же это со мной так трудно, хотел бы я знать?! Но не успел я начать выяснять этот вопрос, как прозвучал голос Алика.
— А мне все равно.
— Почему?
— Тебе не понять, — прежнее высокомерие на миг возвращается к нему.
Ну да, где мне его понять! Я же простая бродячая гадалка, и методы у меня совсем не возвышенные, и видик тоже, ну скажем не очень. А он сам-то, интересно, каких кровей?
— А где ты родился, Алик?
Похоже, такого вопроса он не ожидал, во всяком случае отвечать не очень торопится. Придется подстегнуть.
— Неужели в горах не знают, что невежливо молчать, когда женщина, к тому же старшая по возрасту, задает вопрос? — провокационно вздыхаю я.
— В горах. — Бурчит он, в ответ на первый вопрос.
— Где именно?
— Ты не знаешь!
— А все же?
— В Лакуте.
— А, Лакута, — бормочу я как бы про себя, нажав амулет и тут же, получив исчерпывающий ответ мику, продолжаю, — Это, где два ущелья сходятся в одно и над тем местом стоит гранитный замок с тремя башнями?! А от него ведут через речку семь висячих мостов и один каменный? А по отлогому склону правого ущелья, заросшего малиной и костяникой, лепятся дома горцев?
Два изумленных вздоха сливаются в один.
— Откуда ты это знаешь? — не выдерживает Грас.
— А может, я там была? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Неправда! — почти кричит Алик. — Никогда в Лакуте не было чужаков, туда приезжают только горцы.
— А рабы не чужаки? — спокойно интересуюсь я.
— Но они не могут вернуться!
— Что, не было случая, чтоб кто-то сбежал, или его выкупили?
— Ну, были.
— И женщины?!
— Что женщины? — Не понимает Алик.
— Женщин продавали?
— Ну да, наверное, продавали. — Сомневается он.
— Женщин продают чаще, чем мужчин, — тихо вступает в разговор Грас.
— Тогда почему ты говоришь, что меня не могло быть в Лакуте?! — напираю на Алика.
— Я не помню тебя, — уже неуверенно мямлит он.
— А ты запоминаешь лица всех рабов? Или имена? Или то, как они стали рабами? Тебя что, это очень интересовало? — усиливаю натиск.
— Нет, — совсем сникает он, — не интересовало.
— Тогда почему ты так уверен?
