— Ну здравствуй, Степан.
— Привет, Васька. Как поживаешь?
— Так себе. Нынче я в конкретной жопе, разве не видишь?
— Твоя моей не лучше.
— Обе примерно одинаковые.
— Я бы сказал, идентичные.
Помолчали.
— Глаза прикрой, — наконец сказал Старлей, — сейчас полыхнет.
И полыхнуло. Вмиг выгорел объем Стены достаточный, чтоб свободно пройтись, поговорить о том о сем, вспомнить детство, обсудить планы на будущее.
— Тесно. Было. — Старлей вскрыл фюзеляж подстенника вдоль шва сварки, помог Степану выбраться из заточения.
— Спасибо, — чинно кивнул тушканчег. Он и раньше был немногословным. Обернувшись кризоргом, Степан не изменил своим привычкам.
— Так, значит, ты из этих… — прикусил губу Старлей.
— Ага, — глубокая морщина пролегла между ушами Степана, — веришь, сам не знал. Человеком столько лет оттянул, не подозревая, что не живу вовсе, а инфу о вас, землянах, собираю, готовлю коварное вторжение.
— Да уж…
— И не говори…
— Водки, жалко, нет… — едва не прослезился Старлей.
— Ну почему же?.. — не согласился Степан.
— Ы?
— Ага.
— Ну ты, брат, даешь!
— А что мне, всухую помирать, что ли?
— Разве тушканчеги пьют? — усомнился Старлей.
— Тушканчег тушканчегу рознь, сам понимаешь.
В обитом дерматином салоне подстенника обнаружились две бутылки водки, тушенка и жестянка кильки в томатном соусе. Старлей скривился, Степан нервно дернул хвостом, извинился и вытащил из-под сидушки банку маринованных корнишонов. Сели где были, разлили по сто граммов в одноразовые стаканчики, употребили и закусили.
Степан предложил сигарету, Старлей не отказался.
— И как мы теперь, а, Степа?
— Что — как?
— Ну, ты меня, я тебя?
— А что, есть варианты?
Старлей сбил пепел.
— Вроде нет. Я точно не знаю.
— Вот и я о том же…
Еще выпили. И еще.
Старлей, забывшись, черпнул сметаны, проглотил. Заметил вытаращенные глаза Степана и, прикинув, как это выглядит со стороны, хохотнул. Представьте, молодой человек вынимает кирпич из стены и с удовольствием глотает его, будто так и надо. Да уж, еще то зрелище.
— Ты чего? — выдавил Степан.
— Ничего. Не обращай внимания.
— Нет, ты поясни.
— Хочешь знать правду?
— Хочу.
— Точно?
— Дык!
— Ладно. Не обижайся потом. Только сначала по соточке навернем. Хорошо пошла, родимая.
— Ты мне хвост не заговаривай.
Старлей пожал плечами:
— Налей сначала. Нет, потом выпьем. Слушай… Стена ваша — сметана вся. Кефир еще. Но не бетон, не сталь, не лампочки горелые. Вот так вот.
У Степана что-то случилось с мордой. Старлей только сейчас осознал, что пьет водку с тушканчегом. Да, с другом детства, но все-таки инопланетным поработителем.
Степан всхлипнул:
— Я подозревал. Я так и думал. Я… А меня за это…
— Сюда? — понял Василий.
— Да. В подстенник и вперед. Как неблагонадежного.
— Сцуки, — сплюнул Старлей.
— Не то слово, — подтвердил Степан.
И оба опять замолчали, вспоминая, как одним прекрасным утром по радио сказали, что началась инопланетная интервенция.
Ключ — белый металл, оцинкованный, мейд ин Чайна — манил взор, так хотелось прикоснуться к нему, потрогать. Все-таки запретный плод, случайно выпавший из корзины господа бога. Надо ли говорить, что соблазн был слишком велик? Что Васька уже догадался, что Анжела не настоящая женщина, но надувная? Он открыл сейф, извлек девушку-сверток и кошелек отца, набитый деньгами, и сбежал из дому.
Покупка билета в Крым почти не отразилась на количестве купюр в крокодиловой коже с колечком. В купе, кроме Васьки, никого не было. С некоторых пор нормальные люди в Крыму не отдыхали, предпочитая дешевую экзотику Египта и Турции, Таиланда и Бали. Нормальным людям нравилось, когда их обворовывало экзотическое жулье, когда их насиловали экзотические маньяки. Но Васька не нормальный человек, он совершил смертный грех — украл. Ваське терять нечего.
Во что бы то ни стало он решил арендовать шезлонг, приобрести упаковку презервативов и окунуться в теплом южном море.
Гостиницы на побережье и частные пансионаты Ваську не заинтересовали. Подумаешь. А вот автокемпинг с палатками — это да, это по-настоящему круто. Попивая «Жигулевское», Васька пытался сообразить, как реанимировать Анжелу. После пятой бутылки у него случилось озарение.
Сначала он заклеил черепную коробку девушки «Моментом». Потом припал губами к клитору и хорошенько дунул. Анжела застонала. От удивления Васька отпрянул, но плоская девушка потребовала вернуться и продолжить. Васька повиновался.
Он дул, она стонала.
Все честно.
Сквозь дыру в корпусе подстенника сочился свет. Вот уже пару минут как лампочка мерцала, затухая и вспыхивая с удвоенной силой. Аккумулятор, питаемый от генератора, почти что разрядился. Логика простая: коль бур не вращается, электричества камикадзе не надо, отмучался, болезный.
— Честно, положа руку на сердце, — Старлей провел ладонью по шершавому черепу, — на все сердца, сколько их там у тебя есть, Степан, скажи мне, налей, да, нормально, да… Вот скажи, и не обидно тебе? Только честно!
Тушканчег украдкой смахнул слезу. Слеза упала на пласт малинового йогурта, внешне напоминающий табурет, завязший в прессованной туалетной бумаге. Запахло паленым, табурет-йогурт задымился.
— Обидно.
Старлей, набрав полный рот слюны, плюнул — и потушил пожар.
— Тебе должно быть очень обидно, а не просто обидно.
