В покой он входит, полн желаньем злым, И ложе незапятнанное зрит. Задернут полог; ходит он пред ним, И взор голодным пламенем горит. Измене взором в сердце путь открыт. Рука получит скоро приказанье Снять тучку, скрывшую луны сиянье. Нам взоры ослепляет солнца лик, Над облаком победно вознесен, Так он, откинув полог, в тот же миг Зажмурился, блистаньем ослеплен. Ее ли пламенем был опален, Иль стыд внезапно в сердце пробудился, Но слепы очи, взор его затмился. О, если б взор его навек погас! Тогда бы замысел пресекся злой, Тогда б на ложе Коллатин не раз Забвение забот вкушал с женой; Но вспыхнет взор и сгубит их покой, Похитит у матроны безупречной И жизнь, и радости, и сон беспечный. Лилейная под розовой щекой Легла рука, подушке не дала Лобзать лицо, а та в досаде злой, Встав, с двух сторон лик нежный обняла; И голова покоилась, светла, Меж гор — гробницею любви священной; Но взор над ней склонился дерзновенный. Другая непорочная рука Белела сверх зеленых покрывал, Как лилия средь вешнего лужка; На ней росой жемчужный пот сверкал. В глазах прекрасных свет не трепетал; Они, как анемон в тени укромной, До утра венчики сомкнули томно. Играли золотых кудрей струи С дыханьем. О невинный рой забав! Сквозь смерть являла жизнь права свои, А смерть сквозь жизнь своих искала прав; Свою вражду забвению предав, Так неразрывно их чета сплеталась, Что смертью жизнь и жизнью смерть казалась. Два полушарья мраморных грудей, — Миры, не покоренные врагом, — Владыку чтили в верности своей, Знакомы были лишь с его ярмом. Объятый честолюбия огнем, Тарквиний, как захватчик беззаконный, Монарха их решил низвергнуть с трона. Все, что он наблюдал, его влекло; Все пробуждало в нем желаний пыл; Все, что он зрел, безумьем сердце жгло; Он, жадно глядя, очи утомил. С немым восторгом взор его скользил По жилкам голубым, по коже нежной, Устам-кораллам, шее белоснежной. Как лев терзать добычу не спешит, Играет с ней, о голоде забыв, — Так римлянин над спящею стоит. Притих от созерцания порыв, Но не смирен. Лицо над ней склонив, Он сдерживал мятеж страстей глазами; Но новый взрыв по жилам гонит пламя. И жилы, словно злых рабов отряд, Как воры, жаждущие грабежей, Чья радость — кровь, кого не поразят Ни плач детей, ни стоны матерей, Надувшись гордо, рвутся в бой страстей. Забило скоро сердце в нем тревогу, Открыв его желаниям дорогу. Дробь отбивая, сердце придает Глазам отвагу, шлют глаза приказ Руке, она же, устремись вперед, Дрожа от гордости, взошла тотчас На холм груди нагой — отраду глаз; И побледнели башенки крутые, Кровь отлила сквозь жилки голубые.
