Немая боль супруга новый пыл Страданьям придала. 'О дорогой, Своею скорбью пуще разбудил Ты скорбь мою. Растет поток седой От бурных ливней. Взор печальный твои И вздохи сердце мне глубоко ранят; Залить страданья — слез моих достанет. 'Во имя той, что сердцу твоему Мила, Лукреции твоей, отмсти, Молю тебя, преступнику тому. Представь, что зло грозит, и защити. Хотя меня ничем уж не спасти, Пусть он умрет, и буду я отмщенной: Щадя злодеев, оскорбим законы. 'Но прежде чем я назову его, — Соратникам супруга говорит, — Прошу вас, други мужа моего, Клянитесь мне, что будет он убит. Прекрасное деянье совершит Разящий кривду. Похвалы достоин За оскорбленье женщин мстящий воин'. Друзья в ответ на трепетный призыв Охотно обещают помощь ей: В них пробудился рыцарский порыв. Узнать, кто враг, хотят они скорей. Тяжелая задача перед ней. 'О, расскажите, — молит их уныло, — Как смыть пятно, что я не заслужила? 'Мне растолкуйте, в чем вина моя: Ведь только ужас мог меня склонить. Душою чистая, смогу ли я Смыть горький срам и честь восстановить? Как мне себя пред вами обелить? Очистится ручей от яда скоро; Но как мне смыть с себя клеймо позора?' Тут все твердят наперерыв, что грех, Коснувшись тела, в душу не проник. Но с грустною улыбкою от всех Она бескровный отвращает лик, Где скорбь видна, как на страницах книг. 'Нет, — молвит, — нет! Я падшему созданью Не дам пример, достойный оправданья!' Со вздохом горестным тут назвала Тарквиниево имя. 'Он… он… он…' Сказать ни слова больше не могла; Язык ей не покорен, дух смятен; За вздохом вздох, за стоном рвется стон. Но вот сказала: 'Чрез него, злодея, Вонзаю в грудь я нож рукой своею'. Тут, как в ножны, себе вложила в грудь Жестокий нож и духу своему Крылатому открыла вольный путь, Чтоб он покинул смрадную тюрьму, Отчизной стали б небеса ему. И жизнь бессмертная вмиг излетела, Без сожаленья оставляя тело. Безмолвен, потрясен, окаменев, Среди друзей ее супруг стоял. Старик отец, смерть дочери узрев, На труп самоубийцы, плача, пал; А Брут из раны вытащил кинжал, И хлынула потоком кровь густая, Себе исход внезапно обретая. На два ручья горячих разделясь, Струилась кровь неспешною волной, Вкруг тела обтекая и виясь; Лежал, как остров, труп жены младой, Безжизненный, холодный и немой. Один ручей был рдян, другой же черен, Как будто он насильем опозорен. Вкруг черного, застывшего пятна Образовался светлый ободок; Казалось, кровь сама потрясена, И слезы источил ее поток, Лукреции оплакивая рок. В другом ручье кровь оставалась алой: Насилие, краснея, вспоминала.
