Пусть будет царственный глашатайТа птица, что живет однаРодной Аравии верна;Чью песню чтит весь род пернатый!Но ты, посланник хриплый, бледный,Предтеча демона и злаИ агонии вождь победный,В их рой не вмешивай крыла.И птицы хищные не смеютПримкнуть к обряду. Лишь орлы,Цари воздушной светлой мглы,Пускай при погребеньи реют.Священник в белом стихареПусть лебедь будет; он, незлобный,Кончину чует. На зареСпоет он реквием надгробный.Ты, черный ворон трехвековый,Один дыханием несешьПитомцу траур свой суровый.Ты первый в шествии пойдешь.Начало антифона свято:Любовь и верность стали сном.Голубка с Фениксом вдвоемВ огне исчезли без возврата.Они любили. Их слилаЛюбовь живая воедино.Одна лишь жизнь чиста, невиннаУ двух любовников была.Два разных сердца отделялоЛишь расстоянье, но не даль.Голубку с Фениксом едва льНе чудо светлое сливало.Их свет любовный озарял.Во взгляде Феникса встречалаОна свой лик и повторялаТого, кто перед ней сиял.Подобны, но не однородны;В два имя то заключено,Что нераздельно и свободно,Не два, но также не одно.И сам собою с толку сбитый,Вдвойне рассудок видел свет:Единство в двойственности слитойИ в solo пламенный дуэт.Нет у любви ума, помимоТого, что может вместе слить,То, что раздельно и делимо, —И нет, да и не может быть.И двум звездам любви могучей:Голубке, Фениксу, скорбя,Сложила дружба гимн певучий,Роль хора взявши на себя.
Надгробный гимн
Здесь, возвышенно чиста,Опочила красота,Пеплом верность стала.Смерть — для Феникса приют;И Голубки сердце тутВечный сон прияло.Их детей не видел свет.То не знак бессилья, нет!Оба чисты были.Верность есть, — она не та,Умерла и красота —Здесь они почили.Все, кто сердцем добр и тих,Помолитесь за святыхПтичек на могиле.