Кто сметанное платье надевает? Кто почку рвет, не выждав лепесток? Знай, кто расти незрелому мешает, Наверное погубит весь росток. Кто кобылицу обратает рано, Погубит в ней красу и крепость стана. Расстанемся! Не жми мне руку: больно. Брось праздную, пустую болтовню. Оставь атаку! Сердце своевольно, В нем места нет любовному огню. Брось клятвы, лесть и слезы: все притворно. Брешь не пробить, коль сердце так упорно'. 'Как! У тебя язык! О, лучше б было Его не знать иль слух утратить мне! Мне грудь сирена — речь твоя пронзила. И было тяжко, а теперь — вдвойне. О, диссонанс блаженный! Резкость рая! Для уха песнь, для сердца рана злая! Будь я без глаз, — имея уши, все же Любила б я, красу твою ценя. Будь я глуха, твой внешний облик тоже Затронул бы все чувства у меня. Будь лишена я слуха, даже зренья, — Есть для любви еще прикосновенье. Но будь я лишена и осязанья, Без этих чувств осталось бы одно: Моей любви довольно обонянья, Чтоб было ей все существо полно. Твое лицо — источник ароматный, Поит любовью запах благодатный. Какое б вкусу дал ты наслажденье, Кормилец чувств других! Как не желать, Чтоб вечно длился пир, чтоб подозренье Дверь ревности не смело открывать И появленье гостьи нежеланной Не нарушало праздник их венчанный!' Открылась дверь рубиновая, снова Давая путь пленительным речам. Так пурпур зорь пророчески сурово Вещает вихрь — несчастье пастухам, Смерть моряку, погибель птице, зверю, Стадам, полям — ужасную потерю. Тревожный знак замечен ею: строже Тишь перед грозой. Желая зарычать, Волк скалит зубы. Лопается кожа На ягоде пред тем, как запятнать. Ей мысль его раскрылась прежде речи: Звук выстрела стремительней картечи. Она в бессильи падает от взгляда: Взгляд оживляет и мертвит любовь. Для жгучих ран в улыбке есть услада, Благословен, кто ей излечен вновь. Жива ль она? Доверчивый трепещет. Ей треплет щеку, и румянец блещет. Растерянный, забыл он все, что было; Забыл укор и выговоры он: Любви уловка все предотвратила. Хвала ему, что так вооружен! В траве она покоилась без слова. Его дыханье жизнь дарит ей снова. Ее он за нос тянет, губы греет, То схватит пульс, то пальцы ей согнет, То щеки треплет. Словом, как умеет Беду отвлечь старается… И вот — Ее целует. Все Венера слышит, Но, чтоб продлить блаженство, еле дышит. Два голубых окна она раскрыла: Ночь скорби снова стала ясным днем. Так всей природе радуется сила, Лишь солнце встанет в блеске золотом, И, как лазурь освещена лучами, Ее лицо освещено очами. В его лице лучи их утопали, Как будто в нем свой свет она нашла.
