С тех пор, как Похоть, в раже и в поту, Укрывшись нагло под чужой личиной, Порочит и пятнает красоту, Как червь, грызущий листья чистотела, — С тех пор Любовь на небо отлетела. Любовь, как правда, вечно молода, А Похоть — лицемерье и притворство, Любовь не пресыщает никогда, А Похоть умирает от обжорства. Любовь — рассвет, а Похоть — мрак и тьма; Они — враги, как лето и зима. Я бы сказал еще, да проку мало: Оратор юн, а проповедь стара; Об очевидном спорить не пристало. Прощай, я ухожу; давно пора. Такого я наслушался, что чудо, Как от стыда я не сгорел покуда». Сказал — и из прекрасных этих рук, Удерживавших счастье что есть мочи, Освободясь, через росистый луг Умчался прочь в росистый сумрак ночи: Так исчезает с неба метеор, В недоуменье оставляя взор. Венера вслед ему глядит с тоской: Так смотрят с берега в морскую тьму, Стремясь осиротевшею душою К уехавшему другу своему; А там уже и точки нет в тумане — Лишь волны с ветром в бесконечной брани. Растерянно, как тот, кто уронил В пучину моря перстень свой волшебный, Как путник, чью лампаду загасил В полночной чаще ураган враждебный, Она осталась в безнадежной мгле, И путь, и цель утратив на земле. В отчаянье, не ведающем меры, Она бьет в грудь себя — и долгий стон, Наполня все окрестные пещеры, Гудит, тысячекратно отражен. «О горе, горе мне!» — и эхо, вторя, Ей возвращает восклицанья горя. И в песне изливается печаль; Она поет о том, что счастье трудно, О том, что юным ничего не жаль, И что любовь мудра и безрассудна… И вновь рождает скорбь наплыв скорбей, И целый хор отзвучий вторит ей. От этой песни заунывно-длинной Долготерпенью ночи вышел срок; Что слушатель наскучен их кручиной, Влюбленным слишком часто невдомек. Едва они доходят до финала, Оглянутся — а публика сбежала. Кто в этот час остался рядом с ней? Одно лишь эхо — вроде прихлебая, Что угождает госпоже своей, Во всем капризам дамы потакая; Он верный отзвук слов ее любых — И чихом подтверждает каждый чих! А в это время, радостною песней Наполня голубеющий эфир, Взмывает жаворонок в поднебесье И звонкой трелью пробуждает мир. Верхушки кедров и предгорий склоны Под ним сияют, солнцем позлащены. Венера шлет свой утренний привет Светилу: «О владыка мирозданья! Лучи созвездий ярких и планет — Лишь слабый отблеск твоего сиянья; Но есть рожденный матерью земной, Что блеском превосходит образ твой». Сказала так — и поспешила к чаще, Тревожась, не послышится ли вдруг Издалека — охоты лай летящий И хриплого рожка призывный звук;
