– К сочинительству. Он в восторге от ваших эссе в «Вестминстер уордз».
– Да их всего-то одно или два. Мистер Ло попросил меня написать о Банксайде.[87] Каким он был в те времена.
Хотя Мэри всю жизнь жила в Лондоне, она хорошо знала лишь улицы близ дома, а об остальном имела очень смутное представление. И в этом она мало чем отличалась от своих соседей.
– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, – призналась она.
– Сатерк. Южный берег Темзы. Там некогда стоял «Глобус». Неподалеку находился «Медвежатник».[88] Ло хочет, чтобы я описал этот район, каким он был при Тюдорах, сравнив с теперешним его видом. А знаете ли вы, что у Шекспира слово «теперешний» значило «обыкновенный, заурядный»?
– Можно я съезжу туда с вами?
– Это о многом говорит, правда, Мэри? – не слушая ее, продолжал Уильям. – Для него быть теперешним, современным – значит быть серым, безликим. Неинтересным. Люди елизаветинской эпохи представляются нам яркими личностями, которые жили в домах, сплошь увешанных роскошными гобеленами, а он предпочитал оглядываться на эпоху Лира и Цезаря… Вы что-то сказали?
– Можно мне поехать с вами в Сатерк? Я там никогда не была.
– Конечно, Мэри. Только вот дороги там плохи. Грязь непролазная.
– Меня это не пугает. Зато там жил и играл Шекспир, да?
– Говорят, что именно там.
– Значит, я должна это место увидеть.
С Кингз-Бенч-уок они спустились к реке.
– Мой отец выследил нас, – проронил Уильям.
– Что?!
– Он давно шел за мной по пятам, – Уильям конфузливо рассмеялся.
– Но ведь ничего…
– Между нами нет? Я знаю. Выслеживал он меня не поэтому. Ему нужен Шекспир.
Видимо, подавленная его откровенным признанием, что в их отношениях ничего, кроме дружбы, нет, Мэри молчала.
– Он хочет добраться до самого истока золотоносного ручья, – продолжал Уильям. – Мне он не доверяет.
– Не доверяет вам? Ваш отец?!
– У него непростой нрав. В денежных делах он беспощаден.
Некоторое время они шли молча.
– Отец жаждет выяснить, где хранятся старинные бумаги. Они представляются ему чем-то вроде сказочного клада, припрятанного хитрым купцом в пещере.
– А вы принц с волшебной лампой, – сказала Мэри; отчего-то собственное сравнение понравилось ей самой. – И вам повинуется джинн.
– Вот-вот. А вокруг меня кучи золотых монет. И он ходит за мной следом, надеясь найти ту пещеру.
– Но как можно вам не доверять?
– А вы мне доверяете?
– Полностью. Стоит вам захотеть, и я прямо здесь во всеуслышание объявлю вас человеком в высшей степени благородным. Да я готова где угодно под присягой подтвердить правдивость любых ваших слов.
– Только голову на отсечение не давайте, – сказал Уильям, удивленный ее горячностью. – Не ровен час лишитесь ее.
На обочине молодая босоногая женщина играла на скрипке. Ее бледные губы шевелились в такт мелодии «Благословенного острова». Скрипачка пришла сюда, надеясь, что нередкие прохожие раскошелятся на мелкие монетки. Правая сторона лица у нее была обезображена какой-то опухолью или зобом. Мэри потрясенно глянула на изуродованную щеку, потом без колебаний вынула кошелек и положила его к босым ногам женщины. Когда она вернулась к Уильяму, по щекам ее струились слезы.
– Это из-за отсутствия любви, – обронила она. Они прошли чуть дальше, мимо руин, где некогда стояли ворота в храм тамплиеров. – Но что за дело этим древним камням до такой малости!
Она смотрела на развалины, и ей казалось, что они уходят в землю на тысячи футов.
Уильям и Мэри повернули обратно; молодая женщина все еще играла на скрипке. Проходя мимо, Мэри уцепилась за руку Уильяма, словно опасаясь возмездия. Они вошли в Памп-корт. Едва парочка скрылась из виду, скрипачка перестала играть и подобрала с земли кошелек Затем ловко содрала со щеки фальшивый зоб и сунула его в карман.
Глава восьмая
– Говори медленнее и нараспев, Основа, – советовала она брату. – Придай своим словам глубину.
– Конечно, дорогой.
Том Коутс тем временем перешептывался с Бенджамином Мильтоном. Когда Мэри назвала брата «дорогой», оба закатились беззвучным смехом. Бенджамин, прикрыв рот платком, корчился в конвульсиях. Чарльз не обращал внимания на веселье приятелей, но Мэри сердито глянула на них, а потом словно невзначай поинтересовалась:
– Что вас так развеселило, господа?
– Так мы же комедию репетируем! Или нет? – давясь смехом, едва выговорил Том.
– У тебя дивная Основа пониже спины, дорогой, – прошептал Бенджамин, из последних сил сдерживая хохот.
Сигфрид Дринкуотер с нетерпением ждал, когда настанет его черед:
– Прошу вас, может, перейдем к сцене с Дудкой? А не то я забуду свою роль. Я себя знаю.
– Там ролька-то – всего ничего, – заметил Альфред Джауэтт. – Полтора слова.
– Клянусь, Фред, даже полтора вылетят из головы.
Сигфрид Дринкуотер, порывистый юноша, постоянно уносился мыслями в славное прошлое своего рода. Он всем и каждому сообщал, что занимает седьмое место среди претендентов на престол острова Гернси; тот факт, что этого престола давно уже нет в природе, ничуть его не смущал. Окружающие не могли взять в толк, отчего он дружит с Альфредом Джауэттом: Альфред был малый расчетливый, пройдошистый и не чуждый корысти. Разделив свое годовое жалованье на количество рабочих часов, он не поленился вычислить, что зарабатывает в час пять пенсов и три фартинга. В столе у него лежала составленная им таблица, и всякий раз, когда ему удавалось часок побездельничать, он вносил эту сумму в свой доход. После работы они с Сигфридом частенько хаживали по захудалым театрикам. Сигфрид с неподдельным восторгом наблюдал за действием, происходящим на крохотной сцене, время от времени пуская слезу при несчастливом повороте событий; Альфред же тем временем невозмутимо разглядывал статисток и ведущих актрис.
– Не пойму, зачем нам ставить эту комедию, если работа идет под сплошное хихиканье, – заявила Мэри.
