ножей — к мишени встала девушка с почти что обнаженной грудью, на ней было что-то вроде топика, с трудом удерживающегося на сосках, а мужик метал в нее различные предметы, от кривых ножей и серпов до топоров. Зрелище было и правда душещипательное.
Лена спросила меня:
— А ты бы так смог? Вот так, топором между ног? Брр…
— Между ног-то? Смог бы… но не топором, — меланхолично ответил я, очищая себе местный аналог апельсина.
— Охальник! Вечно ты опошлишь! — хихикнула Лена и снова переключила внимание на сцену — вышли вроде как барды с инструментами, похожими на мандолины.
Зал оживился, а молодые певцы с нарумяненными лицами и подведенными глазами, подыгрывая себе на своих балалайках, запели сладкими голосами что-то вроде любовной баллады.
Из их велеречивого повествования я понял — парень и девушка покувыркались, а этого никто из их родни не одобрил, заклевали несчастных, и они свалили в тайгу, где и жили-поживали, добра наживали, пока парня не сожрал тигр. Откуда в тайге тигр — хрен их знает, впрочем, может, типа амурского? Но, в общем, сожрал. Она собрала выводок завшивленных от недомытия детишек и приперлась к папаше с мамашей, они их приняли, помыли и накормили — добрые люди!
Хеппи-энд, если забыть, что тигр нормально пропустил через свой организм несчастного молодого отца. Зал плакал в умилении — как же, оптимистическая трагедия, папа и мама приняли блудную дочь и выводок внуков! Рыдали дамы и их кавалеры — это надо было видеть! Реально, у людей слезы текли из глаз!
А я уткнулся в ладони и хихикал над этой балладохренью. Вот бы им показать какой-нибудь из наших тупых сериалов! Что с ними было бы?
Раздражали голоса певцов — сладкие-сладкие, тонкие-тонкие, потом понял и чуть не сплюнул: кастраты, елы-палы! Я же читал о таком деле! Тьфу!
Кастраты исполнили еще балладу о девушке и ягненке, потом о герое, спасшем селение от злых врагов, затем выступил хор девушек в фривольных нарядах, лихо отплясывающих под куплеты и барабанный бой за сценой. Это уже было как-то поприличнее, хотя половина девиц были целлюлитные и с толстыми лодыжками — этих я хоть с интересом рассматривал, на что Лена сказала, что кобель и есть кобель, и нечего заглядывать им под юбки, у них нет ничего такого, чего нет у нее.
Попрепиравшись немного, мы сошлись на том, что парни были отстой, а девки еще хуже, и примирились.
Наконец все эти номера, достойные провинциального цирка шапито, закончились, сцену оккупировала толпа музыкантов и заиграла нечто напоминающее и вальс, и лезгинку, и чечетку — с четким ритмом, явно предназначенное для танцев.
На свободное место между сценой и столиками вышли первые пары и начали танцевать. Что именно — я не знаю, пары расходились, кружились, притопывали, хватали друг друга за талию, выглядело в общем-то вполне симпатично и сексуально.
Дамы были наряжены по-разному — в основном преобладали легкие юбки до пят, разных цветов, украшенные узорами и камешками. Часто через верхнюю юбку проглядывали очертания ног чуть не до самой талии, из чего я сделал вывод — или нижней юбки там не было вообще, или же она такая прозрачная, что не скрывает почти ничего.
Лена внимательно наблюдала за движениями пар, потом пробормотала:
— Вроде ничего сложного — взял за талию… шаг, взялись за руки, отошли… взял за талию — крутнулись, за руки — отошли, прижал к себе — отошли, за руки… крутнулись… Серега, пошли потанцуем, а? Пошли? Сможем же! Помнишь, как нас учили на Базе? Да мы всех за пояс заткнем! Ну пошли, а?
— Ну пошли… делов-то…
Мы отправились на танцпол, пристроившись с краю, у стены, и после нескольких неловких попыток приспособились, вошли в ритм и с удовольствием закружились в здешнем «вальсе». Я понятия не имею, как назывался танец, что мы танцевали, но он мне нравился — это правда был танец, а не тупое дергание под кислотную музыку.
Мы танцевали минут пятнадцать, когда я услышал сбоку хихиканье, и чей-то глумливый молодой голос произнес:
— Глянь на эту парочку — парень просто осел, двигается как мерин какой-то! А девка-то ничего… я бы ей… хорошенько, чтобы визжала!
До меня не сразу дошло, что это говорят о нас, потом понял, оглянулся — у стены стояла группка молодых хлыщей с подрумяненными щеками, и один из них, довольно крупный парень с хищным орлиным носом упражнялся в остроумии, презрительно глядя на нашу пару.
Лена вцепилась в мою руку, сжав так, что я почувствовал боль.
— Серега, не надо! Нам нельзя светиться! Не трогай урода! Давай уйдем отсюда! Похоже, это здешняя золотая молодежь, не связывайся.
Я кивнул, взял ее под локоток, и мы, не обращая внимания на придурков, пошли к выходу. Я сжал зубы и старался не смотреть в сторону мажоров, надеясь, что этим все закончится и они от нас отстанут. Не тут-то было — когда мы проходили мимо них, тот же горбоносый мажор громко сказал:
— Девка настоящая шлюха — папан мне дал денег, я таких шлюх три штуки снял вчера, еще получше этой были! Эй, урод, продай нам свою шлюху!
Я остановился, медленно повернулся и в упор посмотрел на говорившего, не обращая внимания на побледневшую, повисшую на моей руке Лену.
— Чего уставился, деревенщина? Живых людей не видал, что ли? — Горбоносый заржал, а его окружение — пятеро парней примерно такого же возраста — радостно поддержало вожака.
— Людей видал, а вот говорящего осла — первый раз. Может, еще что-то прокричишь своим задом, осел кастрированный?
Прихлебатели замерли, а у горбоносого перекосило физиономию.
— Да ты знаешь, с кем говоришь, осел деревенский, неумытый?!
— Знаю. С говорящей задницей. Ослиной задницей. И если тебе, задница, больше нечего сказать, то мы пошли.
Я развернулся и пошел прочь, придерживая за руку бледную Лену.
Шагов через семь она сказала:
— Аккуратно, не убивай — летит!
Я кивнул, чуть отступил в сторону, выставив ногу, и горбоносый пролетел мимо, буквально пролетел — по воздуху, споткнувшись о мою ногу и проехав по полу метра полтора. Пол был хорошо натерт, так что, если бы не столики, пару которых он снес своей головой, парень доехал бы до самой двери.
Перешагнув через агрессора, мы направились к выходу, у которого стоял вышибала, угрюмо взиравший на происходящее. Когда мы проходили мимо, он шепнул, видимо проникшись к нам — а может, эти уроды его достали:
— Осторожнее! Это сын главы города, известный дуэлянт! Уходите быстрее!
Мы прибавили шагу, а Лена грустно сказала:
— Умеем же мы вляпаться в неприятности… давай быстрее смываться, рупь за сто, сейчас толпа уродов вывалит за нами!
— Я сказал возчику, чтобы ждал нас на углу. А Гарсуга, слава богу, отпустил — не хватало еще и его в это дело втравить.
Мы припустились бегом, надеясь, что нас не успеют догнать, — Лена задрала подол и неслась как чайный клипер под всеми парусами, я тоже наддавал по полной, и вот он, угол улиц… Огляделся — чертова возчика не было! Видать, решил, что не дождется нас, и свалил.
Делать было нечего — мы зашагали в сторону дома, надеясь поймать извозчика по дороге. Рядом с заведением стояли извозчики, но возвращаться туда, само собой, смысла не было — опасно.
Через двадцать минут ходьбы у меня немного отлегло от души, и я решил, что мы оторвались от хулиганов, — увы, преждевременно решил.
Сзади послышался грохот колес, он приближался, приближался, и вот из-за поворота вылетели две пролетки, полные молодняка, подобного горбоносому.
