дыхание человека, отягощенного тревожными мыслями.
— Где Густав? Я звоню ему весь день…
Казалось, Конни знает, где Густав, и стыдится за то, что не отвечал.
— Он едет.
— Едет? Куда? — спросил я.
— Туда, — Конни кивнул на экран. — Это прислали утром, в шесть. Я спал. Анита проверила почту.
Я обошел стол и посмотрел на экран. Дата в углу изображения говорила о том, что снимок сделан четыре дня назад. Худой небритый молодой человек в оранжевом флисовом джемпере, молодая женщина с пятилетним мальчиком и еще одна — вероятно, дочь Конни. На голове у нее была шапка грубой вязки, но я все же узнал ее, благодаря школьной фотографии, стоящей тут же, у компьютера. Это был кадр из видеоролика, который и был одним из документов, присланных ночью. Конни включил видео. Кто-то спросил: «Как тебя зовут?» — «Камилла Ланг» — «Когда ты приехала сюда?» — «Вчера». — «Что ты делаешь здесь, на севере?» — «Я приехала за покоем, на пару дней… чтобы навестить добрых друзей… присмотреться…» — «Что ты думаешь о будущем здесь, на севере? Ты могла бы остаться?» — «Да, конечно…»
Конни остановил ролик, равнодушно глядя на экран.
— Это подделка. Все подделка.
— Ты о чем?
— Поддельный репортаж, — пояснил Конни. — Липовый документ, который состряпали ребята Посланника.
— Где?
— В это невозможно поверить…
— Ладно, — согласился я, потому что хотел понять. — Это Камилла. И она где-то в горах на севере?
Конни кивнул.
— Сэнкет. Не на всякой карте найдешь. Четыре километра от норвежской границы.
— И у нее там добрые друзья?
— Очевидно, да. Хотя никто никогда о них не слышал.
— Похоже, у нее все хорошо, — сказал я. — Ты не рад?
— Этот парень… — Конни указал на небритого во флисовом джемпере. — Это старый компьютерный фрик. — Конни назвал имя, которое ничего мне не говорило. — Он купил всю деревню. Все дома. И церковь тоже.
Конни промотал ролик до кадра, на котором была видна местность. Деревня состояла из пяти десятков домов в узкой низине, окруженной тремя крутыми снежными склонами и густым хвойным лесом.
— Вся деревня населена такими чокнутыми…
Ролик длился всего три минуты, и Конни, тщательно изучив его, легко находил любой кадр. Он показал мне людей на деревенской улице — одетых уже по-зимнему, в вязаные шерстяные вещи, никакого меха. Одежда была разнообразной, но на лицах было одно и то же выражение доверчивой радости. Все довольно махали в камеру. Странный это был ролик.
— Вид у них счастливый… — произнес я.
— Позже утром прислали новый материал, — ответил Конни. Он показал мне бумаги, которые, очевидно, должны были что-то прояснить. — Там одни чокнутые… — повторил он. — Долгосрочные больничные, неопределенные симптомы. Даже пособие им уже не платят. Фибромиалгики. Аллергики, не переносящие электричества. Слабонервные. Противники цивилизации. Анархисты. Парочка в розыске…
— И вот приезжает Посланник с камерой?..
— Очевидно.
— И что все это значит?
— У них какая-то утопия…
— Утопия?
— Сам прочитай… Густав узнал парня во флисовом джемпере. Он делал одну из первых интернет- страниц… для Роджера Брауна и «СХТМ». Но сейчас это неважно. Парень разбогател. Неприлично разбогател.
Конни протянул бумаги мне, чтобы я прочитал сам. У меня перед глазами оказалось досье на шесть страниц, комментирующее содержание ролика. Акт, вероятно, предшествовал ролику и был составлен, чтобы мотивировать серьезные и дорогостоящие съемки документального телефильма «из-под полы» с помощью инфильтрированного агента. Цель была очевидна — поставить под сомнение то, что происходило в этой богом забытой деревне, представить это как опасный для общества подрыв устоев.
Центральное место в документе занимал «предводитель», который, если не принимать во внимание дилетантско-психологические характеристики вроде «лабильный» и «сектеристичный», казался экстраординарным человеком, энергичным, предприимчивым, полным идей и способным заражать людей энтузиазмом — иными словами, стопроцентный антрепренер.
Этому предводителю было чуть больше тридцати, но он обладал капиталом в четверть миллиарда на счете в банке, филиал которого располагался в соседнем селении — в ста восьмидесяти километрах от Сэнкет. Основа состояния была заложена в начале восьмидесятых, когда предводитель был еще подростком, взрослеющим в обнимку с компьютером первого поколения. Молодые люди шутя обретали знания, недоступные для взрослых, усваивали невежественный и высокомерный образ мысли, особую логику, которая бывает характерна для «аморальных преступников и социально ненормальных типов…» Тогда, подростком, он нашел единомышленников и основал клуб, который позже, без намерения вести коммерчески выгодную деятельность, обрел форму зарегистрированного предприятия в той области, где прежде доминировали взрослые мужчины, имеющие поддержку международных концернов. Молодые и смелые, эти люди находили новые, прежде не испробованные методы и способы работы. Им удалось привлечь к себе внимание, и вскоре они уже участвовали в переговорах с крупными предприятиями и серьезными учреждениями. Игра превратилась в серьезную работу. Деньги текли рекой. Предприятие росло, и в начале девяностых стало фигурировать в биржевых сводках. Ценность его была в большей степени обусловлена бесконечно высокими ожиданиями, чем реальными результатами деятельности.
Атмосферу, в которой работали сотрудники этого предприятия, называли «экстремально нездоровой» практически во всех отношениях. Ненормально высокий темп работы, ненормированный трудовой день без установленных выходных и перерывов. Многие вырабатывали свой ресурс, и состояние их описывали по- разному: «заработались», «сгорели на работе» и тому подобное.
Предводитель был обозначен как типичный «стартер» — человек, способный решать первоначальные проблемы, выдавать идеи и запускать новые проекты. Другие лучше справлялись с последующим воплощением таковых. В документе упоминается «кризис», постигший предводителя в конце девяностых и не обозначенный ни старыми, ни новыми терминами. Случился кризис во время конференции: сотрудники предприятия отправились в северные горы веселиться и «отрываться», но уже через пару суток лидер устал от веселья, сел в джип и уехал в леса.
Так он и нашел Сэнкет — в глуши, где кончаются дороги. Он просто заблудился на узкой просеке, по которой много лет никто не ездил. Дорога вела к впадине, низине, где когда-то давно решили поселиться люди. Это было в «темной» части страны — испокон века малонаселенной, где люди и не собирались селиться в больших количествах. В Сэнкет отток населения привел к логическому завершению — теперь там не жил ни один человек. Идиллическая северная деревня-призрак. Знающий человек смог бы по следам прочитать, что сюда захаживают только волки, медведи, лоси и рыси, да еще птицы, подбирающие остатки.
Предводитель пытался связаться с коллегами по мобильному телефону, но не обнаружил покрытия сети. Деревня Сэнкет и вправду находилась в радиоизоляции. Там не было излучения, никаких грязных осадков, никакого электросмога, никаких отложений скального грунта и выбросов из заброшенных мастерских. Там было тихо и чисто, насколько это возможно в нашей части света.
