-Благодарю, благодарю, владыка. Вся семья моего брата будут целовать вам руки за вашу милость.
Старик жестом останавливает поток умиления.
-А теперь помоги мне облачиться и проводи к дому Каифы.
Спустя некоторое время Анна в служебных ризах, опираясь на плечо Малха, подходит в сопровождении двух факельщиков к дому Верховного Жреца. Первосвященник не имеет иллюзий насчет своего зятя Иосифа, которого пятнадцать лет назад рекомендовал Синедриону и Валерию Грату, предшественнику Понтия Пилата, на эту должность. Книжники из Законодательного корпуса и коллегия священников поддержали кандидатуру Каифы, который не отличался ни умом, ни святостью, но был весьма энергичным политиком. В условиях римского владычества именно такой, ничем не брезгующий человек мог совместить несовместимое: почитание всемогущего Господа и покорность силам зла, которые не ведают истинного Бога. Дом Верховного Жреца расположен на Храмовой горе у западной стены Храма позади Святилища. В большом зале этой резиденции наспех собраны члены Синедриона из числа священников близких к Каифе и Анне. Они составляют Малый совет, исполняющий обязанности Верховного суда.
Когда Анна проходит в зал и садится справа от Каифы, судилище продолжается. Члены суда сидят на скамьях вокруг трех председательских мест. Слева стол с протоколами заседаний. У входа стоят два пристава для вызова свидетелей. Помещение щедро освещено желтыми огнями светильников на стенах и в углах. В центре стоит Иисус.
-Отвечай же Синедриону! - требует Каифа. - Как тебя зовут?
Но скопец уже впал в немоту, из которой выйти ему не легче, чем воскресить мертвецов.
-Мы узнавали о тебе, - продолжает Каифа. - Ведь ты Иешуа бен Панфера, рожденный от семени сирийца Панферы, наемника римского. Твой отчим Иосиф признал тебя своим первенцем, чтобы покрыть позор молодой жены. Он считал ее невинной, ибо она была взята силой. Потом семья с младенцем скрылась в Египет, а вернулась спустя несколько лет, когда все слухи забылись, и поселилась в Назарете, где ее никто не знал. Так ли это?
Каифа отлично сознает, что это подлый удар. Человека не спрашивают, как ему родиться на свет, но такое клеймо смыть невозможно. В Торе сказано: сын блудницы не может войти в общество Израиля.
-Твой отчим совершил великий грех, введя тебя, Иешуа бен Панфера, в общество Израиля. Ты - не потомок Иакова.
Анна с удивлением смотрит на своего жестокого зятя. Для него это новость. Доказать такую правду, основанную на домыслах, почти невозможно за давностью лет. Да и кто может подтвердить это, кроме самих родителей? Но главное, закон, о котором вспомнил Каифа, вышел уже из употребления. Евреев - полукровок и их потомков стало так много, что об абсолютной чистоте крови могут говорить лишь жрецы, потомки Аарона, живущие в замкнутой касте, как сами Анна и Каифа. В сущности, обвинение, предъявленное Верховным Жрецом, служит здесь лишь оскорблением.
-Отвечай, выродок! - требует он.
Анна даже сочувственно смотрит на Иисуса, но через несколько мгновений он забывает о жалости. Узник размыкает уста.
-Истинно, что этот мир - преисподняя и Господь его - дьявол. Истинно, что вы - дети его и вам хорошо в этом мире, ведь преисподняя для вас - отчий дом. Истинно, что Бог человеческий и есть сатана и вы служите ему всей душой. Я же горю в этой преисподней заживо.
Наступает мертвая тишина. Слышен треск светильников и чье-то запоздалое восклицание. Каифа встает со своего кресла и вне себя рвет ворот рубахи.
-Он богохульствует! - раздается его крик.
И бешеный рев поднимается по всему залу. Члены Совета вскакивают со своих мест. Их благопристойные лица искажает дикая ярость. Неслыханное, немыслимое богохульство! Анне становится нехорошо, словно сердце его придавили камнем. Теперь немота нашла на него. Израиль идет к гибели, если в нем становится возможным такое. Разве нет больше бальзама в Галааде? Разве иссяк дух Господень, что допускает такое? Священники, забыв о своих санах, устремляются к чудовищу, чтобы разорвать его на части. Им уже не нужен суд, лишними стали протоколы и свидетели. Они хотят убить этого человека.
Но происходит что-то неожиданное для всех. Истощенные нервы скопца не выдерживают. Вал святой ярости и праведного гнева, как морская волна, накрывает его с головой и тащит ко дну, погружая во тьму. На глазах всего Совета Иисус падает, будто сраженный незримой молнией, и лежит бездыханный у их ног. И опять наступает мертвая тишина. Священники замирают на месте. Перед ними валяется падаль. Господь поразил богохульника немедля. Они узрели Божий гнев воочию, как писалось в книгах пророков. Каифа стучит посохом о каменный пол, спускаясь к ним от своего кресла. Круг размыкается перед ним. Теперь он тоже видит неподвижный труп еретика. Он тыкает в него жреческим посохом. Слышится глухой удар о ребра Иисуса. Тело не движется и не подает признаков жизни. Каифа воздевает руки к небу и произносит:
-Вот что будет со всеми, кто искушает Бога!
Священники свидетельствуют эту истину своими возгласами. Лишь Анна по-прежнему сидит на месте и скорбно молчит. Каифа уже хочет вызвать стражу, чтобы вынести тело. Вдруг труп издает какой-то звук и открывает глаза. Иисус выбирается из обморока, как Иона - из чрева кита. Он лишь помнит, что зал вокруг резко качнулся, подобно штормовой лодке, и ударил его своим бортом в висок. С противной слабостью в теле и соленым привкусом во рту он медленно поднимается с пола.
Члены Совета расступаются. Господь изверг обратно богохульника. И теперь нужно понять - почему он так решил. Страх и омерзение охватывают их одновременно. Они не знают, что им делать дальше с Иисусом. Пристойная оболочка суда, в которую облачаются человеческие расправы, лопнула, как мыльный пузырь. Если бы Иисус не упал в обморок, они бы растерзали его. Потом им было бы стыдно смотреть в глаза друг другу, но первобытная суть суда была бы осуществлена. Теперь же они не могут вернуться на свои места и продолжить заседание так, будто ничего не произошло. Священники не знают, что им делать.
Энергичный политик Каифа находит решение.
-Господь дал нам знамение, - говорит громко он, и все в зале внимают ему. - Этот человек подлежит смерти, но не от нашей руки. Он отверженный в обществе Израиля и не может быть убит рукой Израиля. Выродка должны казнить подобные ему.
-Да. Это так, - соглашается Совет.
Тот, кто повелевает небом и землей, не пожелал осквернять себя и свой народ убийством этого человека. Чудовище должно быть убито чудовищем.
-Призовите стражу, - приказывает Каифа, ибо дела о богохульстве Совет всегда рассматривает при закрытых дверях. Евангельская история о том, как Синедрион не мог найти свидетелей против Иисуса, в действительности подразумевает вовсе не безгрешность Мессии, а лишь принципиальную невозможность таких свидетелей. Подтверждающий богохульство сам богохульствует. Точно так же, спустя века, Церковь будет судить своих еретиков тоже не всенародно, но в закрытых инквизиторских комитетах. А вот сжигать их на кострах она будет публично.
В зал вбегают воины.
-Закуйте его в цепи и отведите в темницу. Ни есть, ни пить не давайте. И не смейте разговаривать с ним. Вам это запрещено. Если он захочет говорить с вами, бейте палкой по устам, - приказывает он им.
Стража уводит пошатывающего Иисуса в тюрьму. Младший член Совета, ведающий судебными записями, подходит к Верховному Жрецу и спрашивает:
-Что мне записать в протокол?
-Не нужно протокола. Он - римский подсудимый. Завтра я передам его Пилату и добьюсь казни.
Секретарь удовлетворенно кивает, понимая, что Каифа освобождает их всех от бюрократических неудобств. Малый Совет начинает расходиться.
Каифа озабоченно задумывается. На рассвете тяжелые золотые врата Святилища с грохотом откроются, и он во главе дежурной на эту неделю череды священников должен будет принести утреннюю жертву от народа Израиля во славу Господа. Эта процедура неизменна, как сам восход солнца. Лучших своих свидетелей Яхве имеет на заре. Как жаль, что Бог не поразил этого человека на месте. Сколько хлопот теперь из-за выродка. Каифа оглядывается на своего тестя, который всегда поддерживал его. Он
