-Почему? - вызывающе спрашивает юноша. - Учитель, сделать так?
-Нет.
Иоанн начинает что-то понимать. Кажется, он опять ранил сердце учителя.
Иуда взглядывает на помрачневшего Иисуса и говорит:
-Быть может, стоит послать твоим родным немного денег. Ведь это не принципиально?
- Не принципиально.
Иуда поворачивается к юнцу.
-Если ты готов съездить в Назарет, деньги я приготовлю.
Иоанн сомневается. Ему хотелось быть жертвователем, а не гонцом.
-Ты еще успеешь раздать свое наследство, - усмешливо добавляет Иуда.
-Так ли, учитель?
-Так.
-Я съезжу, учитель.
-Когда? - уточняет Иуда.
-Завтра.
-Хорошо.
Иоанну все же очень не хочется принимать деньги из рук казначея, хотя он до сих пор не желал задумываться, за чей счет они все это время жили. Протянув до следующего утра, он в конце концов отправляет к Иуде вместо себя Иакова. Брат возвращается с кошелем денариев. Иоанн с удивлением смотрит, как Иаков тут же высыпает деньги на постель и начинает их увлеченно пересчитывать.
-Что ты делаешь?
-Надо же знать, сколько здесь! Мы ответственны за них.
-Сколько есть, столько есть! Мы только гонцы. Не наше дело считать.
-Нет, брат, мы должны знать.
Иаков не хочет признаться, что ему нравиться это делать. Эта бессознательная страсть свойственна многим людям. Он любит пересчитывать деньги, свои и доверенные, чувствуя в своих руках их потенциальное могущество. Иоанн к этой процедуре равнодушен. Монеты бывают потемневшими от грязи, липкими, заляпанными воском и еще чем-то. После них ему всегда хочется вымыть руки.
-Да их тут тридцать, - восхищенно произносит Иаков, закончив счет и ссыпая монеты обратно в кошель. - Хорошая сумма. Иуда, наверное, все запасы отдал.
-У него денег полный ящик, - уверенно заявляет Иоанн. - Оттого он так бережет его. Даже спит с ним в обнимку.
Иаков фыркает от смеха и опять становиться серьезным:
-Зря мы продали коня. Сейчас он нам пригодился бы.
-Не зря. Мы отдали первыми свои деньги матери учителя. А коня мы временно купим в Капернауме.
-Как это - временно?
-Когда вернемся, продадим назад.
-А на какие деньги купим? Отсюда возьмем?
-Нет, эти деньги трогать нельзя. Одолжим у Матфея. Подожди меня.
Занять денег у мытаря Иоанн уже не считает для себя зазорным. Он находит его на кухне. Матфей собирается в дорогу, увязывая свои подарки в мешки. Выслушав просьбу, он ту же выдает Иоанну необходимую сумму.
-А коня берите у Закхея. Знаешь Закхея?
-У него лавка с винным погребом.
-Да. Он и лошадьми приторговывает. Только сразу договорись, что ему же коня и вернешь, - поучает Матфей.
-Я верну деньги, - обещает юноша.
-Об этом не беспокойся. Лучше помоги мне отнести все это на берег. Петр, боюсь, заждался меня.
Иоанн зовет Иакова, вдвоем они подхватывают мешки, все ту же амфору, заполненную теперь галилейским вином, и несут к озеру. Матфей по дороге шутит, пребывая в отличном настроении перед путешествием:
-Я вывожу и ввожу вино без пошлины. А поскольку я не собираюсь платить за свое вино пошлину самому себе, то я - контрабандист. Караул, арестуйте меня.
Юноши смеются.
Рыбаки уже спустили лодку на воду и поставили у причала.
-Ну, сыны грома, благодарю вас за помощь, - весело прощается Матфей, полезая в лодку вслед за своим багажом. - Желаю вам легкого пути. А вы пожелайте мне удачной переправы.
-Приятного отдыха, Матфей.
-Спасибо, юноши. Коня берите у Закхея. Да смотрите, чтоб он вам старую клячу не продал.
Иоанн кивает головой.
-А вы куда собрались? - спрашивает Петр.
Иоанн коротко объясняет.
-Доброе дело. Может, чем помочь? У нас найдется немного денег.
-Конечно, - подтверждает Андрей.
-Да тут целое состояние! - хвастливо заявляет Иаков.
-Ну, тогда берегитесь воров на постоялых дворах.
-Я буду спать с ними, как Иуда со своим ящиком, - отшучивается Иоанн.
-Они справятся, - торопит всех из лодки мытарь. - Нам тоже пора в путь.
Рыбаки отчаливают, юноши направляются в Капернаум. Уже в нескольких десятках метров от берега Матфей замечает Иисуса, впервые поднявшегося на свой излюбленный холм, и прощально машет ему. Петр, поднимая парус, оглядывается и неуверенно тоже делает прощальный жест. Иисус замечает их движения и в ответ приветственно поднимает руку. Ветер треплет его алый плащ как флаг, установленный на горе.
Таможенник устраивается поудобнее на носу лодки и пересказывает своим перевозчикам шутку о контрабанде. То ли занятые своим делом, то ли не понимая иронии, они реагируют вяло. Озеро для них - место работы, где они говорят лишь о необходимом: Андрей на руле, Петр под парусом - и минимум слов. Матфей понимает, что веселой прогулки с пикником на воде не получится, и уходит в обычные дорожные размышления всех путешественников.
У каждого путешествия есть точка разрыва, в которой оставленное прошлое сменяется ожидаемым будущим. В этой точке человек перестает уже думать о том, что было позади, и начинает размышлять о том, что будет впереди. Меняется его настроение и даже иногда весь характер: он был озабочен, - и стал весел, был прост, - и стал важен, был скромен, - и стал бесстыден. Мысленно Матфей уже погрузился в эллинский мир с его гимназиями, школами риторов, театрами, уличными фарсами, прекрасными статуями и домами гетер. Ему даже становится жаль двух братьев, которые не знают этого талантливого и порочного мира и вряд ли когда-нибудь к нему приобщатся.
Вот и причал восточного побережья. С галилейского берега отплыл иудей Левий, но на землю Декаполиса ступает грек Матфей. На прощание он спрашивает рыбаков, не нужно ли им чего привезти из Гадары, и после их отказа обещает им царское застолье в своем доме, как только он вернется. Братья даже не сходят на берег, где пасется целое стадо свиней в сопровождении двух грязных, лохматых и хохочущих мужчин с явными признаками вырождения на лицах, очевидно, свинопасов.
При виде иудейской лодки и Матфея, сошедшего с нее, они начинают корчить рожи и бессмысленно хохотать, показывая друг другу пальцем на иностранцев. Стадо подходит все ближе к берегу, увлеченно роя землю. Пастухи продолжают потешаться.
-Ешь свинью, ешь свинью,- выкрикивают они, подзадоривая друг друга и захлебываясь от удовольствия.
-А ну прочь, дети мрака! - кричит на них Матфей. - Сейчас пристава позову.
Но слабоумные пастухи не унимаются, издавая визги и хрюканье, словно передразнивая так чужую речь.
