-Конечно, если не заботит тебя твой смертный час, то нет нужды к нему готовиться. Когда он настанет, ты все равно умрешь - свободный ли, раб ли. Какая тебе разница? Не заботит же овцу то, что когда-нибудь ее зарежут. И у овцы, и у человека смертный час не долго длится. Но чтобы принять смерть, нужно отвергнуть жизнь. Чтобы принять Небо, нужно освободиться от человеческого. Это правда, что человек умирает часто по вине дьявола. Скажу вам более, только из-за дьявола он и умирает. Но правда и то, что получает он свою награду в Царстве Небесном. Эта награда - свобода, ибо смерть освободила его от власти дьявола. Он заплатил сполна владыке этого мира. Не жизнью заплатил, жизнью платят за жизнь. За каждый свой прожитый час ты тут же и платишь. Его плата на этот раз - смерть. Но ведь человек не отдает смерть, скажите вы мне, он ее получает. Именно так! Вот совершенная сделка: заплатить тем, что получил, чтобы получить во сто крат больше. Не даешь ничего, получая все! Ни одному торговцу этого мира не снилась такая выгода. Царство Небесное даром дается! Бесконечно милостиво оно к тому, кто его принял.
-Кто ты, друг? - спрашивает Симон.
-Он наш учитель! - оскорблено заявляет Иоанн. Ему опротивело слушать, как этот человек называет Иуду господином, а Мессию - другом.
-Извини, друг, - опять повторяет Симон, - мне никто не сказал. Вы гостили у меня осенью, и я думал, ты - из зелотов.
-Я и есть зелот! Я - зелот Неба.
Кананит переводит удивленный взгляд на Иуду, - такого он еще не слышал: патриот Неба, - и видит лишь невозмутимое лицо Иуды. Похоже, в Израиле появилась еще одна партия, и он говорит с ее лидером. Его сознание мгновенно проясняется и все акценты, мелкие штрихи чудесным образом встают на свои места. Он вдруг понимает, что главный здесь этот человек в алом плаще, от которого его любимица дочь не отрывает глаз. Становится понятным и то, почему комиссар зелотов Иуда больше ничего не ждет от своей партии. Он теперь в партии Иисуса, в партии патриотов Неба.
-Прошу прощения, господин, - виновато произносит Симон к большому удовлетворению Иоанна, - я не знал этого. Иди, дочка, не мешай нам, - пытается он тут же спровадить ребенка подальше от важного гостя. Но девочка, словно завороженная, не хочет уходить.- Иди к матери.
-Не отсылай дитя, - останавливает его Иисус. - Она знает больше тебя про Царство Небесное, - и дружески ей улыбается.
Она принимает его улыбку, хотя совсем недавно не приняла улыбку Иоанна. Ее детское чутье на фальшь подсказывает ей, что этот незнакомец в огненной одежде честен с ней. Спустя полчаса она уже запросто держится с Иисусом. Симон не смеет прогнать свою любимицу, которую важный гость поставил выше него. Наконец, Иисус кладет руки на голову девочки, как священник, и торжественно произносит:
-Благословляю тебя, дитя, Святым Духом, который есть в тебе, и Царством Небесным, которое вокруг тебя.
Слегка ошеломленный таким благословлением, хотя и чрезвычайно польщенный, Симон отправляет девочку в дом на женскую половину. Гостей он устраивает здесь же, на дворовых ложах, сменив скатерти тюфяками и покрывалами. Пожелав гостям доброй ночи, Симон уходит в дом.
Иоанн занимает свое место справа от Иисуса. С ними на ложе остаются Иаков и Матфей. Иуда с братьями-рыбаками ложатся на другом ложе. После пешего дневного перехода все чувствуют себя усталыми.
Иисус лежит на спине, заложив ладони за голову, и смотрит в небо.
-Учитель, - шепчет Иоанн, - почему ты сразу не запретил Симону называть тебя другом?
-Друг - не худшее обращение.
-Он не должен тебя так называть.
-Меня называли по-разному. И тебя будут называть по-разному за твою жизнь, - устало отвечает Иисус. - Услышишь похвалу, которая хуже поругания, услышишь ругань, подтверждающую твою правоту.
-Но он тебе не ровня.
-Я знаю, кто я. И мне моего знания достаточно. Мир меня не знает. И я не уверен, что это нужно.
-Как же так? Мир должен тебя узнать.
-Кем ты меня считаешь, Иоанн?
-Ты - Мессия.
-Мессия? Я больше, чем Мессия.
-Ты - сын Неба.
-Именно так, мой мальчик. И я хочу, чтобы все вы тоже нареклись сынами Неба. Это была бы память мне. Нет пророку чести в своем отечестве. Разве что -после смерти.
-Ты опять говоришь о смерти.
-Потому что я с ней породнился, Иоанн, и она меня зовет.
-Смерть зовет? Зачем?
-Есть много причин, по которым люди умирают. Ты знаешь пока самые простые из них.
Но ведь ты не умрешь? - неуверенно спрашивает юноша.
-Умру.
-Почему?
-Я умру по самой лучшей из причин. Ради свободы человека.
-Учитель, не говори так, - молит Иоанн. - Скажи, что не умрешь.
-Я умру, Иоанн. И это случится очень скоро.
-А как же я?
-Ты еще поживешь, но придешь ко мне в Царство Небесное, когда будешь готов.
-Правда?
-Правда.
-Учитель, пожалуйста, не говори больше о своей смерти.
-Постараюсь, мой мальчик. А сейчас давай спать. - Иисус закрывает глаза.
Глядя на безмятежный профиль возлюбленного учителя, успокаивается и Иоанн. Не может Иисус умереть. Он просто испытывает, как велика любовь его к Мессии, к тому, кто больше Мессии…
На соседнем ложе долго ворочается Иуда. Его искалеченная нога после долгого перехода ноет и просит покоя. В конце концов, он кладет под нее свой эбеновый ящик и укутывает пуховым платком, и боль утихает. Он лежит на краю постели спиной к братьям и пытается уснуть. После спокойной жизни в доме Матфея, где он спал на мягкой постели и грел свои кости у огня, ему приходится тяжело. Он предпочел бы купить коня и добраться до Иерусалима за несколько дней, но придется месяц идти пешком по извилистой траектории, которую изберет Иисус. Он не выражает недовольство, ибо никто не принуждает его идти. Это его добровольный выбор. Просто с его ногой ему приходится тяжелее других.
-Иуда, ты спишь? - слышит он из-за спины.
-Что тебе, Петр?
-Ты хорошо знаешь бар-Аббаса?
-Да.
-Он, правда, бешенный?
-Стал таким.
-Отчего?
-Оттого, что земля не в его власти и Галилея не делает того, чего он хочет.
-Войны?
-Войны с большой кровью.
-А мы хотели вступить в его отряд.
-Что ж, вы сделали лучший выбор, - равнодушно отвечает Иуда.
-Оттого, что пошли с Иисусом?
-Если бы вы пошли с бар-Аббасом, были бы сейчас мертвы или дожидались бы казни в тюремном подвале вместе с ним.
-Его распнут на кресте?
-Конечно.
