пройденный им, напрасен?!»
Саша вбежал в конюшню. Они обнялись и долго стояли, сдерживая дыхание.
– Андрей… Уходи, – проговорил брат. – Иди, я остановлю Нарокова. Ничего не думай, иди. И города не тронет.
– Как же, Саша? – горько спросил Андрей. – Сдашься вместо меня? Глупо… Детство…
– А я рассеку лицо! – горячо заверил брат.
– Прекрати! – оборвал Андрей. – Это ребячество! Начитался книжек! Ты же взрослый человек! Ты – офицер!
– Погоди, Андрей, – не захотел слушать его Саша. – Я все продумал. Природа не зря создала нас близнецами. Ничего случайного. Один уйдет – другой будет… В мире ничего не изменится, понимаешь?!
– Как жить потом мне – подумал? – взъярился Андрей. – На моей совести Оля!.. Я вас двоих не выдержу!
– Я на твоей совести не буду! – заявил брат. – У меня своя дорога… Своя! Или я не имею на это права? Не волен?
– Волен, – согласился Андрей. – Но я за свое сам отвечу. Жертвы не принимаю, прости.
– При чем здесь ты? – изумился Саша. – Нароков идет карать город!
– Все равно – дай слово. Мы уже менялись судьбами.
– Не понимаешь… – простонал Саша. – Судьбами поменяться нельзя! Господи, как все перепутано в этом мире! Судьба – она как свобода, Андрей. Ее нельзя ни дать, ни взять. И отобрать нельзя…
– Дай слово! – перебил Андрей. – Иначе возьму сейчас коня и поеду навстречу Нарокову!
Саша мгновение глядел в глаза. Размашисто перекрестился.
– Возьми… А жаль, что мы перестали понимать друг друга. Близнецы, а будто на разных языках говорим… Впрочем, было уже… Когда строили Вавилонскую башню.
Андрей передернул затвор винтовки.
– Мне пора, Саша.
– Куда пойдешь-то? Где искать?
– Не знаю…
Саша перекрестил его, коротко коснулся щеки своей щекой:
– Иди с Богом. И не оглядывайся!
Андрей подбросил винтовку на плече и полез в дыру на сеновал, откуда был ход на улицу.
Саша выждал, когда стихнет шорох сена, и опустился на край изглоданной конями пустой колоды.
– Суть уреченья твоего до конца мне не открылась. – Он рукавом рясы смахнул набежавшие на глаза слезы. – Зрак заслоняет сень луны… Суть уреченья твоего – принять страдания и муки за землю Русскую!..
26. В ГОД 1185…
Дышала зноем степь.
Копыта лошадей вздымали вместе с пылью тучи воронья, а из земель окрест сбегались и сбивались в стаю волки, глотая пыль, тянулись следом, ждали пира…
Устали кони, обуянные жаждой. Дружина в раскаленных кольчугах притомилась, уста потрескались, как трескается земля от жара. Сухая степь скрипела на зубах.
Князь Игорь с тиунами скакал напереди под хоругвью, сухие очи прорыскивали даль – за нею где-то лежал Донец. Сторож примчался – отрок, – крикнул:
– В трех поприщах – вода!
Воспряли тиуны, сдирая с лиц разводья белой соли.
– Коней горячих не поить! – велел им Игорь. – Вежи ставить! Ночь обождем…
И воля княжья в тот же миг дружину облетела.
А лошади рвались к воде, вставали на дыбы, ржали, с губ роняя пену. Дружинники повисли на поводьях, полки смешались – гудящая молва пронзила степь. Донец же, мутный и веселый от обилия воды, искрился в свете солнца и манил к себе.
И вдруг смирились кони. Замерев, они вострили уши и вздрагивали кожей, словно сгоняя гнус. А витязи, минуту улучив и на ходу снимая шеломы, пошли в Донец. Брели по грудь в воде, хватали ее жадными устами, смывали грязь и пот. И ликовали!
Тем временем над степью повисла тишина. Унялся ветер, гладь воды застыла зеркалом, умолкли птицы по кустам прибрежным. Природа затаилась, помертвела. И только люди все смеялись и кричали, восторг глушил чутье и слух, а брызги ослепляли.
Но вдруг тревожно и тоскливо заржали лошади, сойдясь в табун, гремя мечами, притороченными к седлам, рванулись в степь – вон от воды! И вмиг остановились, окутанные пылью. Завыли волки; черной пеленой опала на землю стая воронья…
Олег пил воду из шелома. Круг солнца колебался и, ломаясь, сверкал пред взором. Отраженный, он не слепил глаза, а лишь ласкал омытое лицо. Олег залюбовался, уняв в шеломе воду. И вдруг узрел, как чернота, подобная дурной гнилой болезни, сжирает свет. Она невидимо ползет, и язвит, и гасит солнце.
– Отец, позри! – воскликнул княжич.
Дрогнули руки, шелом опрокинулся, и солнце вылилось на землю.
– Позри, отец! – со страхом крикнул он, десницей в небо указуя.
Край солнца черным был, и свет уже померк. В степи рождались сумерки средь бела дня. И вместе с темнотой небесный холод опускался на земную твердь. Оцепенели кони, и люди каменели – кровь в жилах стыла…
Князь Игорь, заслонившись дланью, взирал на небо. От солнца оставался узкий серп, но вот и он исчез, накрытый мраком. И звезды проступили…
Тьма…
– Суть уреченья твоего до конца мне не открылась, – услышал шепот Ярославны князь. – Зрак заслоняет сень луны… Сень луны…
Знамение! Знак послан небом!
Князь опустился наземь, припал к ней ухом. Стучало сердце, и стук тот бился между небом и землей. Раскаты грома пронеслись, прошелестела буря, затем огонь палящий заполнил поднебесье, но, отметенный потоками воды, угас, и водопады, прогрохотав в теснине, смолкли.
И зазвенел родник, забивший из земли. Князь вновь услышал биенье сердца. И голос Ярославны, рожденный родником, достиг ушей его:
– Не надобно искать ни чести, ни славы ратной, ни смерти на поле бранном. Ищи страдания. Возжаждай мук! Судьба твоя предрешена, иди путем, указанным тебе. Дерзай, трудись и покорись судьбе. Суть уреченья твоего – принять страдания и муки за землю Русскую!..
Князь встал. Исчезли звезды. Предутренний туман лежал в степи, прикрыв дружину. Роса блестела на траве. Где было солнце – черная дыра глядела на землю. Но вот из плена тьмы освободился первый луч и золотой стрелой метнулся в небо. И за ним, пробившим брешь во мраке, ручьем полился свет. Ожили люди. И кони, всхрапывая, копытами забили землю.
– Знамение! – возреял над дружиной шорох слов. – Знамение!.. Нам нет пути на Дон!
Владимир прискакал и осадил коня. На бледном лике огнем сверкали очи.
– Отец! Воротимся назад! Сей знак сулит погибель!
Подъехал Святослав, племянник Игоря, и, спешившись, угрюмо молвил:
– Недобрый знак… Но поступлю, как ты велишь. – Он наклонился к уху Игоря, добавил страстно: – Измена! Ковуи Ольстина коней горячих напоили. И пали кони.
– Отдайте подводных, – нашелся Игорь и, зубы стиснув, вскочил в седло.
Дружина обступала князя, и ропот становился громче: тревога сеялась и тут же прорастала страхом. Опомнившись от света, орало воронье над головами; поднялся ветер, и волной взыграл Донец. По балкам взвыли волки…
– Знамение – вы молвите?! – воскликнул князь и вскинул длань. – Сие знамение творить способно каждому! Прикройте дланью солнце – и нет его!
Поднявши руки, витязи прикрыли солнце, и пала тень на очи.
– Се ночь была – и миновала! Занялся новый день. Поскачем же, коль Время благосклонно!
