продолжить порку. Люди обычно стояли не шелохнувшись, никто глаз не смел поднять, дабы не обратить на себя внимания. Тогда за розги брались казаки и уже пороли от души.
– Чтобы никому не обидно было! – объяснял народу каратель Нароков. – А то я уйду, а поротые захотят отомстить вашим уважаемым мужикам. И пойдет у вас вражда в обществе.
На самом деле он рассуждал иначе. «Что это за уважаемые люди, – думал он, – если сами себя не уважают? За что же их уважать народу? Человек, исполненный чувства чести и достоинства, не возьмет розги на глазах у сельчан и не станет пороть!» Нарокову такие не единожды встречались, и он отпускал их с миром, хотя они уходили, ожидая выстрела в спину. Он верил, что человек чести не пойдет на поводу у красных и никогда не примет чуждых ему идей, проповедуемых разномастными революционерами и проходимцами. Короче говоря, если общество уважает такого человека, значит, и люди в этом обществе здоровые духом…
Нароков остановился в селе Усть-Повой – до Есаульска оставалось день ходу. Ему вскоре сообщили, что из города явились купцы и просят принять их.
Купцов было трое, приехали они в кошевах с медвежьими полстями, сами были тоже в медвежьих шубах, сдержанные и несколько угрюмые.
– Слушаю вас, господа купцы. С чем пожаловали? – спросил Нароков.
– Хотим, батюшка, просить тебя, чтоб город наш не трогал, – выступил вперед Белояров. – Народ у нас смирный, от красной власти натерпелся, дак мы нашу власть ждем не дождемся. А на тракте нашалил известный нам человек, большевик он, по фамилии Березин.
– Большевик? – удивился Нароков. – Я слышал, что он офицер.
– Был офицером, да к красным давно перекинулся, – отвечал купец. – Ныне он собрал кой-какой народ и в тайгу подался. Сдается нам, в свою деревню отправился, в Березино. Там поместье ихнее было. А вот список тех, кто с ним на тракте шалил, – пофамильно всех отметили.
Белояров оглянулся на своего товарища. Тот с готовностью достал бумагу и передал Нарокову.
– Дядя его, владыка наш, отец Даниил, после этого будто бы умом повредился, – продолжал Белояров. – Железо на себя надел и у храма сидит в одной рубахе. И велит, чтобы плевали на него. Наши-то плачут, глядя на эдакое. И все из-за него, большевика…
– Стало быть, вас город ко мне послал? – спросил Нароков, читая фамилии самооборонщиков.
– Город, город, – закивали, замахали бородами купцы. – Посоветовались да послали. Чтоб лишней крови не пролить и невинных не карать.
– Ладно, разберемся, – сказал Нароков. – Значит, вы пришли ко мне как послы?
– Как послы, батюшка, – согласились купцы.
– Ну, а пострадать за своих сограждан готовы? – Князь спрятал список в карман и встал, поигрывая плетью.
– Воля твоя, – развел руками Белояров. – Как скажешь.
И все настороженно замерли и моргать перестали.
– А скажу я так, – начал каратель Нароков. – Сначала тебя, – он показал плетью на Белоярова, – выпорют твои товарищи. А потом твоих товарищей – мои казаки. Они инородцы, русский плохо понимают и секут больно. Но можно и наоборот. Ты, – он снова указал на Белоярова, – своих товарищей, а тебя уж казачки. Ну?
Купцы запереглядывались, испуганно затоптались на месте.
– Нас пороть-то нельзя, – придав голосу степенность, сказал Белояров. – Мы купеческого сословья. И бумаги имеются.
– Ничего, я и столбовых дворян порол, – заверил Нароков. – Из-за сословия не смущайтесь. Если согласны, то так тому и быть. В городе никого не трону. И список ваш выброшу.
– Несправедливо получается, батюшка. – Белояров снял шапку. – Они виноваты, а пороть нас?
– Я считаю – вы виноваты! – отрезал Нароков. – Вы допустили, чтобы большевик вами управлял!
– Он так-то не управлял, – замялся Белояров. – Он народ собрал, чтоб в город банду не пущать. Соломатин там у нас шкодил…
– Так вы еще и врете? – Нароков махнул рукой казакам. – Березин вас оборонял, а вы его оговорили! Может, он и не большевик?
– Как не большевик? Большевик, – заверил Белояров. – Узнали… Ты уж нас пожалей, не мучь. Нас и так красные эвон как мучили, а потом и Соломатин. У нас с собой пятьсот рублей золотом имеется. Дак мы тебе, батюшка, хотели преподнести.
– Золото? – удивленно засмеялся Нароков. – Вы что же, купчишки, откупиться захотели? Нет, взяток я не беру! Эй, чего вы там копаетесь? – прикрикнул он на казаков. – Быстрее!
Казаки выносили скамейки на площадь возле церкви, со всех сторон жидкими цепочками тянулся народ.
– Когда выпорют, золото к рубцам прикладывать будете, – сквозь зубы бросил Нароков. – Говорят, помогает.
И, круто развернувшись, пошел к скамейкам. Казаки подхватили купцов под руки, повели…
Нароков поманил раскосого, в большой лисьей шапке, есаула, показал на купцов:
– Этих пороть. Но золота у них не брать!.. И руби розги. Завтра в городе не нарубишь…
За спиной, перекрывая тихий говор толпы, слышалось яростное сопение сопротивлявшихся купцов. Малорослый толстоватый казак, по-утиному переваливаясь, нес охапку мерзлых черемуховых прутьев…
Нароков не любил жары в избе, а хозяева, как всегда, старались так натопить для высокого постояльца, да еще и нагреть перину на печи, чтоб, не дай бог, не замерзли княжеские косточки. Отругав денщика, он распахнул дверь настежь и, набросив на плечи шинель, встал в клубах густого пара. На повети хозяин с кем-то шушукался и часто повторял:
– Не велено. Не велено, не пущу.
Нарокову стало интересно: он не давал хозяину никаких распоряжений и еще никак не выразил своей воли.
– Что там? – спросил он громко. – Впусти!
На повети стихли, затем хозяин подал голос:
– Лицо духовного звания, вашбродь. Просится…
– Поп, что ли?
– Вроде этого, монах. То купцы, то монахи…
– Так проси! – рассердился Нароков.
На пороге показался высокий молодой инок в черной рясе и нагольном полушубке. Он прикрыл за собою дверь, сдержанно перекрестился на туманные образа в углу.
Нароков добавил света в семилинейной лампе, пригласил вошедшего сесть. Монах снял полушубок, суконную скуфейку и, пригладив волосы, присел на лавку.
– Чем могу служить?
– Вы не можете мне служить, – инок поднял голову и посмотрел Нарокову в лицо, – поскольку вы служите дьяволу.
– Весьма любопытное заявление, – не сразу нашелся князь и, ногой пододвинув табурет, сел напротив. – И вы пришли спасать мою душу?
– Вашу душу, князь, – если она еще есть! – спасать будете сами, – четко выговаривая слова, сказал монах. – А пришел я с другой целью – уничтожить вас!
Нароков рассмеялся и встал, словно подставляя себя под выстрел.
– Вы меня развеселили! Ей-богу!.. Должно быть, под рясой у вас спрятан револьвер?
– Нет, под рясой у меня только крест, – спокойно проговорил монах. – И вы напрасно смеетесь. Я – брат того самого Березина Андрея Николаевича.
– Вот как! – неподдельно удивился Нароков и подсел к гостю еще ближе. – Дайте-ка на вас посмотреть…
– Мы близнецы, – пояснил монах. – Вначале у меня была мысль прийти к вам и выдать себя за брата. Местные жители, кто нас помнит, подтвердили бы. Но потом я передумал и решил вас уничтожить.
– Но позвольте спросить – за что? Я исполняю свой долг, я защищаю отечество!
– Вы уверены в этом?
