– Куда же ты уйдешь?
– Далеко, тять…
– А зачем?
– Невесту свою искать. У меня же невеста есть.
– Какая невеста? – спросил Артемий. – Ты ведь мал еще!
– Нареченная, – сказал важно малец.
– Как же имя ей?
– Ящерицей назовут. Она еще не родилась. Но когда родится и подрастет, возьму ее на воспитание и мы в мир уйдем. А когда она созреет в миру, сюда вернемся, в Горицкий бор.
После этого Алексей Спиридонович успокоился, устыдился, что подслушивает, и подальше отошел.
Артемий еще раз являлся, уже осенью, сказал, что уходит зимовать к староверам и здесь показываться не будет, чтобы следов на снегу не оставлять и не бросать подозрений на родню. А как растает снег, так придет опять. И наказал Алексею Спири-доновичу:
– Береги моих сыновей. С Никиткой-то ничего, а за Ящеря боюсь. Прознают власти – не миновать беды.
Но беда пришла с другой стороны. Как-то по осени приехал главный начальник по лесам и говорит Алексею Спиридоновичу:
– Ну, теперь у тебя начнется настоящая работа. Разрешаю тебе Горицкий бор рубить.
– Нельзя его рубить, – говорит тот. – В этом бору даже ветку сломить, и то подумать надо. И ходить там следует лучше босым или уж в лапоточках, чтоб мха не повредить.
– Ты что же городишь, Спиридоныч? – удивился главный начальник. – Делай отвод делян, и пусть лесозавод начинает рубить. Зимой сюда лагерь переведут из Михайловского, надо бараки строить. В половодье этот лес ждут на рейде!
– Не стану делать отвода, – уперся Алексей Спиридонович. – И в бор никого не пущу.
– Я тебе приказываю!
– Беда большая случится, если вырубить бор, – стал он уговаривать начальника. – Растревожим древнюю пустыню – потом не остановим. Там песок особый, текучий, хоть в песочные часы засыпай. Его только корни да мхи держат, и есть этому научные доказательства. А ветра какие у нас бывают – сами знаете.
– Ты мне науку сюда не привязывай! – Застро-жился начальник. – Стране лес нужен, и я его дам. Отводи деляны под порубку!
– Не отведу!..
И так, слово за слово, разругались они с главным в дребезги, и тот сел в свою кошеву, кулаком погрозил и кучера в спину толк – поехали!
Перед ледоставом Алексей Спиридонович как всегда утром повел на речку коня поить, чтоб потом запрячь да в лес ехать, но тот прибежал спустя четверть часа один, узда по земле волочится. Анна выскочила, запустила коня, оглядела весь берег – нет нигде мужа. Вернулась домой телогрейку надеть, а Я щерь с полатей соскочил, за руку взял и говорит, глядя в глаза:
– Не ищи, тетя Аня. Увезли его. Подъехали двое в кошевке, на паре, веревкой руки спутали и увезли. Убьют сегодня дядю Алексея в два часа пополудни.
Анна обмерла вначале, потом закричала, заревела в голос, к родне метнулась посоветоваться, к милиционеру – помочь не может, хотя знает, что увезли, и надеется, отпустят, поскольку человек-то он безвредный и для власти полезный.
Но не утешилась душа, в двенадцатом часу села Анна на коня верхом и в уезд, где органы были. А без малого шестьдесят верст! У них кони сытые, а у нее мерин лесозаводской, надорванный – не догнать, да и время упустила. Ровно в два часа пополудни запалился он и пал, Анна из седла кубарем и в тот миг поняла – нету более Алексея.
Но встала и пошла пешком, а как настегает себя мыслями, так и бегом бежит. К полуночи возле запертых дверей органов уже стояла, стучала и молила, чтоб к мужу пустили: знала, правду сказал Ящерь, да верить не хотела. А ей утром говорят – домой отпустили, мол, ошибочно взяли, и что ты тут, глупая баба, всю ночь стучала?
Неужто Ящерь предсказал ложно? Не бывало доселе, знать обманывают. Записалась к главному начальнику, приходит на следующий день в назначенный час – не пускают! Много вас, говорят, ходит тут. Сказано отпустили, значит отпустили. Иди домой! А она возьми и скажи:
– Знаю я, вы его еще вчера ровно в два часа пополудни убили!
Тут они запереглядывались, притихли.
– Кто тебе сказал? – ласково спрашивает один. Ящеря назвать – не приведи Бог! Да и не поверят…
– Нашлись люди, сказали!
Анну хвать и в каталажку. День просидела, вечером главный начальник приходит: маленький, черненький, кудряшки дыбом – ну, соплей перешибешь мужичонка!
– Кто сказал? – спрашивает строго, а бас-то как у батюшки силуяновского.
Анна поняла, что не отступятся, заплакала, взмолилась:
– Никто не сказал, сердцем почуяла, сон дурной видела…
– А почуяла ты сердцем, кто муж твой?
– Да кто? Человек добрый, обходительный да ласковый…
– Это он с тобой ласковый. Знала ты, что он – сын жандармского полковника? Знала, что скрыл он свое происхождение, в Сибирь прибежал, в доверие советской власти втерся?
Тут Анна обомлела, слова сказать не может: никогда ничего подобного о своем Алексее Спиридоновиче не слышала…
– Могу я тебя, – говорит этот мужичонка дальше, – в лагерях сгноить, как жену врага народа. Но я добрый и отпущу тебя, коли поблагодаришь меня.
Вспомнила она о детях, что остались без пригляда, и вымолвила:
– Благодарю…
Пришла домой с мыслями тяжкими, тихая, вялая, будто воздух из нее выпустили. Обняла Ящеря и говорит:
– Ох, не знаю, Ящерка, что и подумать… К кому ты ни явишься, туда горе приходит. Уж прости, но боюсь я тебя.
– Не бойся, тетя Аня, – сказал тогда Ящерь. – Ни с кем больше горя не приключится из нашей родни, и зла от властей не будет. Дядя Алексей – жертва заложная, чтоб никого более не трогали.
Промолчала она. Достала холстину и принялась шить сразу две сумы. А Ящерь посмотрел и спрашивает:
– Что это ты шьешь?
– По миру вас пущу, христарадничать. Мне-то кто подаст, а ребятишкам еще подают.
– Не надо побираться, тетка Анна. И так проживем.
– Как же мы теперь проживем без Алексея-то Спиридоновича? Кто нас кормить-поить будет? Нам ни пенсии не полагается, ни пособия, и на работу теперь не возьмут. Только по миру с сумой и остается…
– Сума мне пригодится еще, – вдруг заявил Ящерь и забрал у нее суму. – Придет время, с ней и буду ходить. А ты поезжай-ка в Силуяновку. Там сразу за поскотиной, что к реке выходит, порушенный амбар стоит. Пойди ночью, чтобы не видел никто, подними половицы в том амбаре и копай у левого переднего угла.
– И что же там есть?
– Углярка там зарыта. Достань ее и возьми золотых денежек пригоршни три. А остальное не бери, закрой углярку и снова закопай.
– Да откуда же там золоту быть? – усомнилась Анна.
– Есть, тетя Аня, уж скоро сто лет, как лежит. Теперь его час пришел.
– А все-то нельзя ли взять?
– Нельзя. Потом возьмешь, когда война начнется.
– Война?!..
– Только сразу не бери, подожди три месяца, когда пролитая кровь в чувство власть приведет, –
