– Нет, не гонят, – торопливо ответил Колесов. – Сам бегу, сам!
Раздвоенные копыта вспахали дорожную пыль перед самым его носом и пропали. Колесов приподнялся и дальше двинулся на четвереньках. Он сообразил, что он единственный в тихом, покойном мире, в этой деловито-напряженной ночной жизни выглядит как самый настоящий хулиган. Стараясь не шуметь, он не шел, а крался, прислушиваясь к разговорам вокруг. Но тут кто-то отчаянно пискнул под коленом и пребольно хватанул зубами сквозь штанину. Колесов не успел извиниться, как врезался головой в чей-то большой шерстяной зад.
– Тьфу, чтоб тебя… – проворчал кто-то и, развернувшись, слегка поддал когтистой лапой неуклюжего Колесова. – Глядеть надо, балбес.
От такого обращения Колесов отлетел на обочину дороги и шмякнулся в траву. Хорошо, болото уже было рядом. Он торопливо перебрался через траншею, затем обогнул черную гору и оказался на плоской равнине мари. Бледный лунный свет лежал на алейских хлябях, омертвляя недвижимый тростник и высокие кочки островов. Все замерло, и только какие-то призрачные, дымные тени медленно клубились, пропадая в зеленоватом воздухе.
«Всё, всё, всё, – твердил про себя Колесов. – Буду жить теперь здесь. Травинкой стану, жучком, метличкой. Привыкну, выживу, освобожусь от грехов. – Он сорвал зубами клок мха, разжевал, торопливо проглотил. – Благодать какая, господи! Нагнулся и сыт уже…»
А еще приходила Колесову мысль, что есть на земле что-то прочное, непоколебимое и спасительное, как сладковато-пресный вкус луковичек саранки.
Еще без малого неделю отлеживался Никита Иваныч, изгоняя при помощи старухи остатки хвори. Вставал редко и на короткое время. Побродит по избе, шаркая непослушными ногами, выглянет на улицу, послушает тишину над Алейкой и снова на боковую. Старуха отваривала ему травы, поила чуть ли не насильно и шла работать по хозяйству.
Когда болезнь совсем отступила, старик встал, умылся, сбрил бороду и прислушался к себе – чего же еще хочется? Ничего не хотелось.
Вернее, нет. Хотелось пожевать соленых груздей, выпить медовухи, попариться в бане и просто посидеть со старухой на крылечке.
И больше – ничего!
Он попробовал вспомнить изуродованное бульдозерами болото, журавлей, убегающих из гнезд, ненавистную рожу Колесова, вспомнил, все представил себе, как на картине, и ровным счетом ничего не ощутил. Бежать с ружьем и ложиться под гусеницы тракторов вовсе не хотелось. Да провались оно, болото!
Тогда он попробовал распалить себя тем, как тракторист Колесов орал на все болото страшно обидные слова про дочь Ирину.
– Мне плевать, что ты с его дочкой по кустам ходишь! – изображая Колесова, крикнул старик. – Я с его дочкой не сплю!
Странно, однако брать в руки дрын и разбивать череп обидчика он бы сейчас ни за что не стал. Даже в глазах пятнышки не поплыли от контузии.
Похоже, и контузию залечили…
Затем он вспомнил разговор с Ириной, ее признание, мял и требушил в голове жгучую мысль о суразе – хоть бы что. Ни в одном глазу. Ни злости, ни раздражения и ненависти. Пусто. Хоть бы какая-нибудь досада разобрала. Неужели старуха чем таким опоила?
– Тебе бы только хапать! Рожа твоя немытая! Утроба бездонная! – прокричал он Ивану Видякину и замолк.
Пусто в душе, спокойно и пусто.
Дивясь такому непривычному состоянию, Никита Иваныч обулся в валенки и потопал на улицу. Катерины было не видать ни в огороде, ни во дворе. Кобель Баська опять сидел на цепи и лениво клацал зубами, пытаясь схватить муху.
– Сидишь? – спросил старик. – Ну и сиди…
Он зевнул до треска в челюстях и направился к калитке. Из дома напротив доносился стук топора, изредка противно скрипели выдираемые ржавые гвозди: кто-то орудовал ломом или выдергой. Никита Иваныч неторопливо поднялся на крыльцо и заглянул в распахнутые двери. Видякин, обливаясь потом, выворачивал полы. Плахи были толстые, лиственничные и страшно тяжелые. Иван багровел, налегая всем телом на лом, и тугие мышцы ходуном ходили под мокрой рубахой. Жена Видякина, Настасья, вынув из окна раму, выдирала косяки.
– Бог в помощь, – сказал старик и присел на порог.
Иван обернулся и прислонил лом к стене.
– Никита Иваныч! Никак одыбался? Ай, молодец! Давно, давно пора. А то ишь, залежался!
– Встал помаленьку, – проронил Никита Иваныч, доставая кисет. – А ты все работаешь?
– Да вот хочу полы в омшанике настелить, – признался Видякин. – Сруб-то я поставил, под крышу загнал, а полов нет, тут-то ишь какие плахи положены! Железо. Еще сто лет пролежат. Заодно и рамы с косяками прихвачу. Думаю, на будущий год домишко перекатать. Низ начисто погнил.
– Давай-давай, – подбодрил старик. – Чего не перекатать, если погнил. Вы с Настасьей вон какие, горы своротите. Я б с такой бабой терем себе построил.
– Да уж помогает, нечего сказать, – довольно сказал Иван и сел рядом со стариком. Настасья неожиданно улыбнулась и поправила платок. Никита Иваныч впервые за много лет отметил, что Видячиха вовсе не так уж и страшна. Если путем приглядеться, то можно сказать, даже хорошенькая, особенно когда улыбается. И зубы-то у нее ровные, белые, и ямочки на щеках, и глаза с лукавинкой.
– Без теремов проживем, – сказала Настасья. – Лишь бы здоровье было.
– Ты-то, Иваныч, не против, что я полы в этой избе ломаю? – как бы между прочим спросил Видякин. – Все-таки твоего бывшего соседа изба.
– Ломай, – отмахнулся старик. – Мне-то что…
– Все одно пропадет, думаю, – продолжал Иван. – Присмотра нету, год-два и сгниет. А хуже, какие- нибудь бичи еще спалят. Нынче ишь сколько их в Алейку навалило. А дальше – больше… Человек к тебе сегодня никакой не заходил? Длинный, белый, на литовца похожий?
– Не заходил…
– Значит, зайдет еще, – вздохнул Иван. – Тоже на болото приехал, геологию изучать.
– С тракторами? – поинтересовался Никита Иваныч.
– Пока нет. На будущий год, говорит, с тракторами будет. А сейчас в одиночку ходит. Будто денег пока ему не дают на научные исследования. На свои приехал, упорный мужик. Говорит: докажу – тогда дадут. Фотографии мне показывал, из космоса сделанные. На них болото наше с пятак величиной.
– Да ну? – не поверил старик.
– Вот тебе и да ну… И похоже болото на лунный метеоритный кратер…
– А я что тебе говорил? – прервал его Никита Иваныч. – Мне еще Григорьев сказал, что похоже.
– Теперь жди. Припрут еще какие-нибудь, копать станут, бурить. – Видякин сердито сплюнул в угол. – Науке-то обязательно надо узнать: кратер это либо не кратер. Наука не может мимо такого факта пройти. Мужик-то этот знаешь что говорит? Будто таких кратеров в Канаде нашли видимо-невидимо. А у нас их мало пока. Вот и надо искать поскорее, чтобы наравне было или даже больше. Иначе ж можно подумать, что метеориты только у них падали, а у нас нет.
– Пускай узнают, – отмахнулся Никита Иваныч. – Ихнее дело… Ты мне сено-то за здорово живешь косил или деньгами возьмешь? Неудобно получается: пчел давал, теперь сено…
– Иди ты со своими деньгами знаешь куда?.. – разозлился Иван. – Я тебе толкую – бурить на болоте будут и в озере! Понял? А потом заряды взрывать, чтобы земную структуру узнать.
– Я-то при чем? – заикнулся старик, но Видякин перебил:
– При чем? Писать не надо было! Как человека просил тебя – не пиши. Теперь ты понял, что я прав был?
– Конешно, Иван, ты прав, – тут же согласился Никита Иваныч. – Прав так прав, ничего не скажешь.
– Хватился! – бросил Иван и встал. – Сходи теперь, глянь, что от твоей писанины стало.
