– Обойма все равно пустая, а в прицеле нет батареек, – назидательно сообщил телохранителю Петр Васильевич.
– Так получается, что я вынужден постоянно держать тебя под контролем, – проговорил Лорд, когда они вернулись в кабинет с компьютером.
– У меня нет к вам ни малейших претензий, – ответил Сафронов. – Просто не люблю хамов.
– Я тоже, – согласился с ним Лорд. – Хочешь отдохнуть?
– Да, действовать начну завтра. В запасе почти пять дней. Сейчас хочу расслабиться, почитать что- нибудь. Есть какая-нибудь книжка?
Лорд предложил Сафронову целую библиотеку. Роберт Сергеевич взял первый попавшийся боевик в мягкой обложке.
Ранним утром следующего дня Лорд вызвал к себе одного из охранников. Тот входил в специальную группу, ведущую круглосуточное наблюдение за Сафроновым. Сейчас этот наблюдатель давал отчет о прошедшем вечере:
– Читал книгу. По-моему, с интересом, ни на что другое не отвлекался, телевизор не включал. Потом попросил ручку и бумагу. Дал ему два листа из блокнота. Нарисовал какие-то рожи, зверей... И все. Ну выходил три раза. В туалет и в душ.
– Рисунки изъять и ко мне. Ручку забрать, – отдал распоряжение Лорд.
Сафронов, как мог, выпрямил расческой патлы своего парика, затем собрал их на затылке в конский хвост и стянул резинкой. Надел узкие темные очки, затем обтягивающую темно-зеленую куртку. Довольно-таки специфический вид, но для визита в театр НЭП, пожалуй, нужен именно такой. Не прошло и часа, как Сафронов звонил в звонок служебного входа.
– Вам кого? – угрюмо поинтересовался вышедший на звонок охранник.
– Я к Нике Эдуардовне, – ответил Сафронов.
– Она насчет тебя ничего не говорила, – еще более невежливым тоном проговорил охранник.
Он был типичным представителем народившегося в начале девяностых класса привратников- мордоворотов – впечатляющие габариты, стриженый череп, тусклые глаза, тяжелые челюсти.
– Почему она должна тебе об этом говорить? – отозвался Сафронов, явно заводя этого грубого стража.
Вместо словесного ответа привратник попытался схватить своей лапой Сафронова за куртку и отшвырнуть, точно надоедливого кота, в сторону ржавых мусорных контейнеров. Однако Сафронов исхитрился перехватить ручищу и ударил стража фалангой своего указательного под основание его большого пальца. Удар был столь болезненным, что привратник вскрикнул и тут же получил легкий, но, опять же, весьма болезненный удар по голени. Страж служебного входа чудом удержался на ногах, но был втолкнут в помещение. Он попытался было схватиться за свое главное оружие – лежавшую на служебном столе резиновую дубинку-тонфу, но Сафронов исхитрился завладеть тонфой раньше него, а еще через мгновение резиновое оружие ударило привратника по локтевому сгибу правой руки, заставив ее повиснуть плетью.
– Не надо хамить, – только и произнес Сафронов, – Ника Эдуардовна всегда рада видеть меня.
С этими словами он крутанул тонфу так, что она со свистящим звуком разрезала воздух.
– Буду возвращаться, отдам! – кивнув на тонфу, заверил обескураженного охранника Сафронов.
Услышав громкий женский голос, раздававшийся из-за наполовину закрытой двери, Сафронов тут же распахнул ее полностью.
– Что за шум, а драки нет? – как ни в чем не бывало поинтересовался он.
Перед ним находились двое немолодых бородатых мужчин и женщина в коричневом свитере, с причудливой прической из йодисто-коричневых волос и большими позолоченными кольцами-серьгами в ушах.
– Вот товарищ, может быть, что-нибудь посоветует? – робко переводя взгляд с Сафронова на женщину, пробормотал один из бородатых.
– Конечно, посоветую, – не снижая набранного темпа, включился в беседу Роберт Сергеевич. – В первой картине второго акта нужно изменить освещение. Вместо обычных осветительных приборов поставить ксеноновые лампы. Эффект просто потрясающий – мощный белый луч ударяет в зал, в партер, на балкон. Зрители некоторое время ослеплены в буквальном смысле слова. В этот момент появляется ревизор...
– Что?! – властным, набирающим обороты голосом отозвалась женщина.
У нее были большие круглые глаза, крупный нос и тонкие, тщательно накрашенные ядовито-коричневой помадой губы. Ей можно было дать и тридцать, и, пожалуй, сорок восемь. В одном случае она выглядела слишком солидно и грозно, во втором – весьма фривольно.
– Ника Эдуардовна, а ведь в этом что-то есть... – подал голос второй бородач.
Чутье разведчика не подвело Сафронова и на сей раз – скандально-модная НЭП была перед ним.
– Кто вы такой?!
– Я думаю, господа художники, – кивнул Сафронов в сторону бородачей, – могут некоторое время отдохнуть. Я же, Ника Эдуардовна, украду у вас всего десять минут...
– Десять минут перекура, – властно произнесла в сторону «художников» Ника Эдуардовна Пухова.
Снисходительным движением руки она предложила Сафронову сесть в кресло.
– Если вы такой же «художник», как эти... специалисты по «театральному дизайну», то вряд ли нам есть смысл разговаривать, – проговорила Ника Эдуардовна, как только бородачи покинули помещение.
– Я не дизайнер, у меня другая ориентация, – ответил Сафронов, тряхнув при этом облаченной в парик головой.
– Вы из тех, для кого слова «дизайнер» и «педераст» синонимы? – не без интереса вскинула брови Ника Эдуардовна.
– Ни в коем случае, – покачал головой Сафронов. – Я просто поклонник вашего таланта, Ника Эдуардовна. Но... так сложилась жизнь, что я был лишен возможности увидеть хотя бы один ваш спектакль.
На сей раз Сафронов сказал чистую правду.
– Слушайте, если вы пришли сюда валять дурака... – грозно начала было Ника Эдуардовна и вдруг неожиданно осеклась. – В кои-то веки забрел ко мне интересный мужик и... мелет какую-то чушь. – Пухова по-театральному сморщилась, изобразив таким образом гримасу брезгливости.
– Если честно, то я театровед, – представился Сафронов и протянул Нике Эдуардовне удостоверение, весьма оперативно изготовленное маркинской службой безопасности.
– А знаете, с какими словами у меня ассоциируются театроведы?! – мельком взглянув на удостоверение, спросила Пухова, и круглые глаза ее заблестели каким-то лихорадочным, нездоровым сиянием.
Сафронов лишь молча развел руками.
– Я вас раскусила! – торжествующе произнесла Пухова. – Вы провинциал! Но не просто провинциал, а эдакий вольный стрелок, эдакий Тарзан, попавший в большой город. Немедленно распустите волосы, вам не идет дурацкий хвост. Такие носят только дизайнеры, а у вас другая ориентация!
Голос ее зазвучал столь мощно и торжественно, что Сафронову ничего не оставалось, как убрать резинку и раскинуть блондинисто-рыжие патлы по плечам.
– А теперь говорите правду! – продолжала Пухова. – Вы никакой не театровед! Немедленно сознайтесь, иначе мне захочется вас расстрелять!
– Я не театровед, – произнес Сафронов. – Я вольный стрелок, который проходил мимо и вдруг почувствовал, что здесь, в вашем театре, очень не хватает таких вот вольных стрелков...
– Да, – встряхнула йодистой прической Ника Эдуардовна, – вас просто-таки послали мне ангелы. Вы даже не представляете, как мне не хватает такого вот вольного стрелка... У меня полно стрелков, но они все «невольные». Хотите, покажу?
– С большим интересом, – отозвался Сафронов.
Не прошло и минуты, как Сафронов в сопровождении Ники Эдуардовны оказался в первом ряду, перед главной сценой.
– Стрелков и в самом деле хватает, – кивнул Сафронов, несколько ошарашенный наличием на сцене и в проходе между рядами большого количества вооруженных автоматчиков в форме гитлеровских захватчиков, включая каски и свастики на рукавах.
