никому из торговцев духами и помадой продавать неизвестные снадобья, воспрепятствовал пройдохам любыми правдами и неправдами обирать людей, был на страже благопристойности, противостоял греху, не допускал блуда, следил за бедными чиновниками и певицами, выбирал себе помощников только среди людей, известных своей верностью, добродетельностью и бескорыстием, далеких от алчности и всего дурного; чтобы словом и делом служил он аллаху и угождал ему. Пусть его не беспокоят людская хула или хвала, а лишь неизменное выполнение велений пророка во всем, что касается подрезания усов, выщипывания подмышек, бритья лобка, ухода за ногтями, чистоты одежды и умащения мускусом.
Так мы рассудили и повелели.
Мир достойнейшему из народов аллаха.
Мухаммед бен Абдалла, да снизойдет на него благословение аллаха.
Составлено в Крепости 8-го шавваля.
Закария бен Рады
Разве когда-нибудь ему бывало непонятно, что происходит? От его всевидящего ока не укрывалось ни большое, ни малое. Сейчас же он бродит впотьмах, недоумевая по поводу происходящего.
После наступления темноты Закария спустился в небольшую, скрытую под домом темницу. Впереди него шел факельщик Мабрук. Закария редко сюда спускался. Всего несколько раз он заглядывал в этот темный узкий коридор, в конце которого в осклизлых стенах были выдолблены ниши, не достигавшие человеческого роста. Заключенный здесь вынужден нагибаться, чтобы не задеть головой неровный потолок. Он не может ни повернуться, ни удобно сесть, ни заснуть. Скользкий мокрый пол никогда не просыхает, потому что Мабрук несколько раз в день брызгает его водой.
Закария допрашивает заключенных не здесь, а в другом конце дома. Приходит Мабрук, снимает с вызванного арестанта кандалы, завязывает ему глаза платком и ведет, подталкивая коротким кинжалом между лопаток. И вот он уже стоит перед Закарией… Кругом тишина, не нарушаемая ни единым звуком, от которой заключенному делается еще страшней. Он не знает, откуда ждать удара. Немного помедлив — и это время может показаться узнику вечностью или мгновением, — Закария неожиданно протягивает руку и трогает его за плечо. Обычно его движение мягко, медленно и осторожно. Многие не выдерживают этого неожиданного, странного, мягкого, как кожа на животе змеи, прикосновения и теряют сознание…
Придя в себя, арестант видит человека, на губах которого играет слабая, как затухающий огонь, улыбка… Проходит время… Раздаются стоны, крики, скрипят колеса сакии, поднимающей воду из глубокого колодца. Иногда, чаще всего по ночам, Закария приказывает бить в барабан. В глубокой тишине его дробь разносится далеко. Только немногие, самые доверенные, из людей Закарии знают, что означает бой барабана, доносящийся от подножия аль-Мукаттама.
Этой ночью Закария сам проходит по темной тюрьме. На исходе дня он приказал Мабруку очистить все камеры от заключенных. Никто не знает об их существовании…
Закарии неизвестно, что произойдет с ними в ближайшие часы. Каким бы прочным ни казалось его положение, он не чувствует себя в безопасности. Когда все считают, что спокойствие установилось надолго, Закария безошибочно угадывает малейшие колебания и признаки неустойчивости. Кто знает, может быть, кто-нибудь из эмиров уже послал к султану доложить об этих узниках? Может быть, прибыли мамлюки Аль- Гури, мамлюки — торговцы или корсары и уже карабкаются по стенам, рыскают по галереям в поисках Шаабана, именно Шаабана. Он исчез несколько месяцев тому назад. Ни одна живая душа не знает, где Шаабан, мальчик-слуга, любимец султана, его собеседник в часы вечернего отдыха. Шаабан всегда сидел по правую руку султана, где обычно сидят самые большие военачальники и сановники.
Шаабан светел лицом, как молодой месяц. Его губы — два рубина, глаза зеленые, как море, щеки — нежнее шелка, руки — мягче свежего хлеба. Ему не больше двадцати. Когда Закария решился его похитить, он не доверился никому: ни эмиру, ни визирю, ни одному из смертных. Он решил узнать подноготную отношений между Шаабаном и Аль-Гури. Лукавый лишал его сна, не давал сомкнуть глаз. Неужели султан любит мальчиков и предпочитает их женщинам?
Такого рода дело никак не могло пройти мимо Закарии. Он обязан был добраться до истины. Тем более что факты подтверждали ходившие слухи: не было слышно, чтобы султан с того времени, как вступил на трон, сорвал хоть один цветок девственности или купил новую рабыню, чтобы присоединить ее к тем десяти невольницам, которых привез ему в подарок от венецианского дожа его посол, направленный в Каир несколько месяцев тому назад. Закария знает их. У него есть их имена и приметы. Через своих людей ему известно, что султан не приблизил их к себе. Они изнывают в гареме, и, если бы евнухи не разрешали мужчинам входить к ним, они бы натворили таких дел, что караванщикам хватило бы рассказов до конца жизни.
Кроме того, Аль-Гури был женат всего дважды. Так вступил ли султан в связь с Шаабаном? На этот вопрос ответит только сам Шаабан.
Целых три месяца Мабрук следил, когда Шаабан приходит и уходит, изучал его привычки, места, где он постоянно бывает, повороты улицы, по которой он следует, число домов по обеим ее сторонам, пустыри на его пути. И в одно прекрасное мгновение небо лишилось месяца и света звезд: несколько человек с лицами, закрытыми платками до самых глаз, устроили засаду по обеим сторонам узкой песчаной тропинки, выходящей на дорогу к Крепости, и в ту же ночь Шаабан оказался в резиденции главного соглядатая султана…
Закария внимательно изучал лицо Шаабана, дивился его красоте, утонченности его породы. Он протянул руку и ощутил нежность его кожи и шелковистость волос. Его поразила белизна зубов юноши и приятный аромат и благоухание его кожи. Неужели среди мужчин рождаются подобные существа? Юноша казался грустным, но был спокоен и тверд. Закария завел с ним разговор, не раскрывая своих целей и намерений. Он сидел и слушал, как Шаабан описывает страны, которые повидал, и спрашивал себя, действительно ли мальчику не более двадцати?
Шаабан видел Китай и побывал в Персии, танцевал в горах Анатолии. Он знает французский язык, владеет диалектами берберов — жителей гор стран Магриба. Как он успел изучить все это за свою короткую жизнь? Закарии казалось, что он сидит со старцем, повидавшим мир и проникшим в его тайны.
Нежные уста открывались, чтобы прочитать сладчайшие и изысканные вирши, произнести мудрейшие Поучения и речения. Когда он успел услышать все это? Почему не спрашивает, чего от него хотят? В течение нескольких минут Закария убедился в том, что у юноши есть много других имен и что Шаабан лишь одно из них.
Миновало три месяца, и Закария почти забыл о своем первоначальном намерении — добиться правды о том, что было между султаном и Шаабаном, он все кружил вокруг да около. Шаабан в разговорах решительно отметал все намеки. Закария задает коварный вопрос, а юноша делает вид, что не понял…
Закария спустился в подземелье. Перед ним было другое лицо: обида состарила его на десять лет. Вначале ему даже померещилось, что юношу подменили. Куда девалась красота, свежесть утра жизни? Он позвал его по имени, но Шаабан не ответил, не произнес ни одного звука. Исчез блеск молодости, сломалась ветка на розовом кусте. Юноша забыл страны, в которых бывал, деревни, которые видел, белые снега, о которых так увлекательно рассказывал. Какая тайная мысль смутила Закарию? Он поспешно ушел из подземелья. Несколько раз он возвращался тайком. Вид юноши пугал его, приводил в ужас: Шаабан таял на глазах и стал похож на привидение. Если бы еще было время, он, может быть, и проник бы в тайну, распутал дело, может быть, добрался бы до тайны отношений султана с его слугой Шаабаном… Но теперь не до того. Этой ночью Закария задыхается от злости, его душит гнев. Он решает задушить Шаабана и закопать труп. Он сам следит за казнью… Мабрук один справился с делом. Глухие удары его заступа звучат в ушах Закарии.
Необычность случившегося и гибель юноши отдаются зловещим звоном в душе Закарии. Однако он должен был совершить задуманное. Могли прийти, застать Шаабана живым и отвести его к султану:
— О повелитель! Вот твой любимый слуга! Мы нашли его у Закарии бен Рады, главного соглядатая и наместника Али бен Аби-ль-Джуда. О повелитель! Закария изменил тебе. Он похитил твоего любимца, надругался над самым близким для тебя существом. Смотри, что он сделал с ним: его нельзя узнать, от него ничего не осталось! И это главный соглядатай, которого ты сам когда-то приблизил к себе! Ты почти выказал перед ним свою слабость, когда от всего сердца просил его послать людей на поиски Шаабана, твоего
