– Колобком, – ответила он.
– Почему колобком?
– А я толстый был, как колобок. Лет до восьми.
И что мне с этим колобком делать? Кто из этих четверых был толстым до восьми лет? Можно, конечно, спросить, как его называл папа, а также бабушки и дедушки, и, перебрав всех зверушек, ничего толком не добиться.
– А как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
– Любимым, – прошептал он, и далее на некоторое время разговоры пришлось оставить.
Но при первой возможности я вновь к ним вернулась и сосредоточилась на фактах биографии. Узнала много интересного о школьных годах и рыбалке, но что с того, если все четыре биографии для меня темный лес? «Ничего, – утешила я себя, – скоро рассвет, и я его увижу». Тут я стала думать вот о чем: кого бы я хотела увидеть? Ясно, не Гришку. Зачем мне Гришка, если у него жена есть? И вообще он мне не нравится. Значит, Димка. Если честно, у него такой придурковатый вид… конечно, теперь, когда я знаю все его достоинства… Громов гораздо симпатичнее. У него жена и дети. Двое или трое. На что мне чужие дети? О господи. Представлять рядом с собой Марата даже не хочется. К тому же он наверняка не сдержался бы и хоть раз назвал меня ангелочком, а зубы начал скалить еще два часа назад, чтобы я почувствовала себя дурой. Правда, я себя и сейчас умной не чувствую… Это что же выходит: кто бы ни был рядом, ничего хорошего? Какое свинство со стороны судьбы.
Ладно, пусть будет Димка, к глуповатой внешности можно привыкнуть, когда тут такие достоинства. Разведен. И жениться обещал… Мои раздумья вновь были прерваны. Я с удовольствием откликнулась на призыв, а потом начала поглядывать на окно. Сереет. На всякий случай щелкнула выключателем. Безрезультатно.
– Мне надо в ванную, – зашептала я, у человека должна быть зажигалка, все четверо курят.
– Я тебя провожу, – вызвался он.
В квартире было так темно, что я наверняка набила бы себе шишек, если бы мой возлюбленный не оберегал меня. Ах как нежен, как внимателен он был.
– Где-то на столе зажигалка, – подсказала я.
– Разве ее найдешь в такой темноте?
Из комнаты доносился храп. Я хихикнула, услышав его, а возлюбленный шепнул:
– Это Марат, он всегда храпит, как напьется.
Слава богу, остаются трое. Под душ мы встали вместе, и я этим воспользовалась. Прическа… волосы у всех троих средней длины. Господи, как же слепые обходятся одними руками? Нос, губы… и никакой картинки. Стоп. Кольцо. У Громова точно обручальное кольцо и печатка. Печатки нет, а обручальное… мамочка, как же меня угораздило? Спокойно, у Гришки тоже кольцо… и этот не лучше. Да когда же это кончится?
Он выбрался из ванны и завернул меня в полотенце. Я благодарно прильнула к его груди, и меня на руках перенесли в спальню.
– Подожди немного, я сейчас, – шепнул любимый. Я кивнула, устраиваясь поудобнее.
Прошло минут десять. Что-то он долго, или мне так кажется? Господи, и позвать-то как не знаю.
– Милый, – промурлыкала я.
– Я на кухне, – приоткрыв дверь, зашептал он, – есть ужасно хочется.
– В холодильнике индейка, – сообщила я, закрыла глаза, решив немного подремать, и совершила стратегическую ошибку, потому что, когда проснулась, комнату заливал солнечный свет, а подушка рядом была пуста. Я вскочила, огляделась и не обнаружила ничего хоть отдаленно напоминающего о событиях ночи. Только полотенце в ногах постели, в котором меня сюда доставили, свидетельствовало о том, что все это мне не приснилось.
Торопливо натянув пижаму, я вышла из спальни. Гришка по-прежнему спал в кресле, задрав голову, похрапывая от неудобной позы, Марат и Громов делили диван, оба в костюмах и ботинках. Я кинулась к Димке. Спит сном праведника. «Не может быть», – прошептала я, сама не зная толком, что имею в виду. Я чувствовала, что меня одурачили.
Конечно, можно утешить себя мыслью, что ночной возлюбленный, дорожа моей честью, заблаговременно смылся, но особого благородства я ни у кого из четверки не замечала. Гришка скорее бы ходил павлином. И Димка тоже. Значит, все-таки одурачили.
Только я собралась воспылать гневом, как вспомнила недавнюю шутку с Димкой и заревела. Поделом мне. Растирая слезы по щекам, я вернулась в спальню и рыдала долго и отчаянно. До тех самых пор, пока в гостиной не наметилось движение. Я быстро заправила постель и пробралась в ванную. Теплый душ пошел мне на пользу, правда, лицо слегка опухло от горьких слез.
– Чего ж так напились-то? – вздыхал Громов, разглядывая пустую бутылку. – Башка болит… Анечка, доброе утро. Мы тебя не очень стеснили?
Он послал мне улыбку и вдруг подмигнул. «Он…» – подумала я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
– Свинство какое, – бурчал Гришка, с недовольством глядя на свой мятый костюм.
– А я прекрасно выспался, – зевнул Марат. – И голова не болит.
– Везет же некоторым, – хмыкнул Громов. – А где Димка?
Все трое посмотрели на меня, словно ждали разгадки страшной тайны.
– В тетиной комнате, – сообщила я. – Если вас не затруднит, выметайтесь побыстрее. Скоро тетя вернется.
