– Слушаю… – Их разговор с Эммой Станиславовной был долгим и эмоциональным, а еще через полчаса она лично пожаловала к нам, правда, испросив на это Мишкино согласие.
Лишь только она появилась в доме, как мне стало ясно: городская милиция уже поднята по тревоге, а вчерашний сонный лейтенант успел лишиться погон. Лицо Эммы Станиславовны пылало таким гневом и такой решимостью, что я на всякий случай удалилась из гостиной под предлогом необходимости привести себя в порядок. Когда я вернулась, Дружинина сидела в кресле и горько плакала, а Мишка с потерянным видом стоял рядом, держа в руках стакан с водой.
– Илья Петрович еще не вернулся? – рискнула я задать вопрос. Шальнов покачал головой и вздохнул. Пока я отсутствовала, Мишка дал подробный отчет Дружининой о событиях прошедшей ночи. О том, чем занимался вчера Илья Петрович и с кем мог встречаться, Эмма не имела понятия, так как уезжала по делам в Москву и вернулась лишь сегодня. Домработница сообщила ей о звонках, и она обратилась в милицию за разъяснениями, там ее еще больше запутали, и тогда она явилась к нам.
– А у Ильи Петровича был сотовый? – снова задала я вопрос, когда мы понемногу во всем разобрались. Дело в том, что звонок Ильи из бара меня почему-то беспокоил, хотя толково объяснить причину беспокойства я бы ни в жизнь не смогла.
– Конечно, – удивилась Эмма и тут же нахмурилась: – Но он где-то потерял трубку. Позавчера, по- моему. Илья еще очень расстроился.
– То есть вчера у него сотового не было?
– Это можно узнать, – заявила она. Мишка протянул ей телефон, Эмма кашлянула, немного успокоилась и позвонила. – Номер отключен, – сообщила она. – Объясните, какое это имеет значение?
– По крайней мере, ясно, почему он звонил из кафе, – вздохнула я. – Он ехал к нам, заметил «Опель», испугался, завернул в кафе и оттуда позвонил. Жаль, что мы не успели вовремя, бармен сказал, за десять минут до нашего прихода в бар вошли двое парней, видимо, они увели Илью с собой.
– И он не пытался сопротивляться, позвать на помощь?
– У них наверняка было оружие.
– Что же теперь делать? – беспомощно спросила Эмма Станиславовна, а я пожала плечами. – Вы утверждаете, он говорил о каком-то убийстве? – задала она очередной вопрос.
– Да, он имел в виду Юрия Павловича, то есть он считал, что его скорее всего убили, и Илья будто бы знает, кто убийца, точнее, догадывается.
– Но вы-то здесь при чем? Почему он обратился к вам, а не в милицию?
Мы с Мишкой переглянулись и дружно вздохнули.
– Должно быть, из-за того разговора, помните? Когда вы приехали сюда вместе с ним. Он считал, что мы продолжаем подозревать его, и хотел оправдаться.
– А Юрий Павлович здесь при чем?
– Юрия Павловича несколько дней не могут найти…
– А теперь и Илья пропал, – вздохнула Дружинина, посмотрела на нас и заявила: – Если окажется, что это ваших рук дело, что вы как-то замешаны в его исчезновении, я вас… – Она резко поднялась и пошла к двери, а Мишка только развел руками:
– Вот и делай людям добро… Помалкивали бы мы об этом звонке, не нажили бы себе неприятностей. – Эта мудрая мысль адресовалась, конечно, мне, и я загрустила.
Весь день мы сидели дома, несколько раз звонили хозяину «Понтиака», но он, как видно, еще не вернулся из Праги.
Утром следующего дня Мишку вызвали в милицию к тому самому Виктору Ивановичу, который нас навещал. Беседа длилась часа полтора, и домой Мишка вернулся в состоянии глубокой задумчивости. По его мнению, мент оказался очень хитрый и нас подозревает, вот только в чем конкретно, не ясно. Виктор Иванович выразил желание побеседовать с Катькой, но Шальнов заявил, что я, то есть она, уехала к тетке в отпуск и ранее, чем через пару недель, не вернется.
– Слишком все запуталось, – ворчал Шальнов и вместо того, чтобы как следует напрячь мозги и попытаться все распутать, начал приставать ко мне со всякими глупостями. Я пыталась воздействовать на него, призывая быть серьезным, но в конце концов сама махнула на все рукой, и время мы провели очень даже неплохо. Все испортил проклятый телефон.
Звонок раздался в семь часов вечера. Опять-таки трубку пришлось снять мне, Мишка был занят приготовлением яичницы по какому-то одному ему ведомому рецепту. Я услышала голос Эммы и тяжко вздохнула.
– Ольга? Ведь я не ошиблась, вас так зовут?
– Не ошиблись, – согласилась я.
– Нам надо поговорить.
– Об Илье Петровиче что-нибудь известно?
– Нет, то есть да… я приеду и все объясню. – Голос ее звучал как-то странно, и изъяснялась она довольно путанно, так что я в первый момент решила, что она пьяна, но потом вынуждена была отказаться от этой мысли. Скорее всего Эмма Станиславовна пребывала в самой настоящей панике. – Я буду у вас через пятнадцать минут, – пробормотала она и дала отбой. Мишка, замерев возле плиты с ножом в руке, нахмурился и спросил:
– Чего – опять?
– Эмма едет сюда. Боюсь, что-то случилось…
– Вот только Эммы нам и не хватало, – вздохнул Мишка и пошел одеваться, а я стала присматривать за яичницей, одновременно поглядывая в окно. Через несколько минут возле нашего гаража припарковался темно-серый «БМВ», и из него показалась Эмма Дружинина, а я кинулась открывать входную дверь.
