– Нет. Она свои в сумке держит, а еще на кухне, чтоб всегда были под рукой. Проверила, все на месте. Да Роза в столовой и не была, я все сама подавала и убирала. Так что если кто чего потерял, так это но- шпу, я ее в шкафчик поставила в общей ванной, где все лекарства. А то потом скажут, что присвоила.
– Никто ничего не скажет, – заверила я, и она наконец ушла.
Мне бы успокоиться и заняться чтением, но вместо этого я принялась бродить по комнате. Игорь очень смутился, когда мы застали его ползающим в столовой, и сказал, что потерял запонку. Софья права, выглядел он при этом как-то неубедительно. Но если Игорь действительно обронил но-шпу, а не запонку, зачем было врать? Может, у него какая-то болезнь и он пытается это скрыть? Предположение мне самой показалось довольно дурацким. А вдруг в безобидной банке из-под но-шпы он хранил что-то далеко не безобидное, к примеру наркотики? Чушь какая. На наркомана он совсем не похож. Но меня уже потянуло в ванную, проверить свои подозрения.
Общая ванная находилась на первом этаже. Стараясь никому не попасть на глаза, я спустилась вниз и быстро вошла в ванную. В стеклянном шкафчике лекарств не так много, только самое необходимое. Разумеется, была и но-шпа, я сама ее неоднократно употребляла, когда требовалось снять боль. Сейчас баночек было две. Одна выглядела образцово. Этикетка на второй заметно поистрепалась, как будто баночку долго носили в сумке или в кармане.
Я взяла пузырек в руки, открыла и высыпала таблетки на ладонь. Таблеток осталось довольно много, и это, безусловно, была но-шпа. Маленькие желтые таблетки. Я рискнула и проглотила одну. Но-шпа.
– Сумасшедший дом, – в который раз за этот день повторила я, собиралась поставить банку в шкаф и тогда обратила внимание вот на что: на этикетке кто-то написал несколько цифр. Они успели поблекнуть, но видны были еще достаточно хорошо. Похоже на номер телефона. Некто второпях записал его на том, что оказалось под рукой, то есть на баночке с но-шпой. Допустим, именно ее искал Игорь, но врать-то зачем?
– Всему всегда есть причина, – глубокомысленно изрекла я, но причины, как ни старалась, не увидела.
Может, это номер его подружки и он боялся, что банка с но-шпой попадет в руки Крысе и она проявит любопытство? Тогда довольно глупо таскать ее с собой. В досаде я так хлопнула дверцей, что шкафчик едва не слетел со стены.
Я пошла к себе, злясь, что глупые мысли не дают мне покоя, и тут услышала голос Аглаи. Она читала стихи, надо полагать, собственного сочинения. Обычное дело, если она выпьет лишнего. Дверь приоткрылась, и в коридор выглянула Софья.
– Что ты бродишь? – зашипела она.
– Наталья не нашла запонку, зато нашла но-шпу, – буркнула я.
– Зачем ей но-шпа? – удивилась Софья.
– Отвяжись, – сказала я в досаде. Софья прикрыла дверь и скользнула за мной.
– Литературные дамы вконец достали.
– Это цвет нации, – напомнила я.
– Скорее ягоды. Ну ты помнишь: сорок пять – баба ягодка опять…
– У меня сейчас голова треснет, – предупредила я.
– Самое время погулять в саду. Павел бродит там в одиночестве. Твоя подруга перебрала лишнего и спит, как лошадь, кстати, соблюдая приличия, их поселили отдельно. Павел ляжет в гостевой, в левом крыле.
– Оно мне надо? – не выдержала я.
– Я тебя умоляю. Выйди в сад, послушай, как шумят деревья, прогулки под луной очень способствуют зарождению чувств. Должны же мы знать, что у этого типа на уме. И что там с но-шпой? – в обычной своей манере перескакивать с одного на другое спросила Софья.
– Номер телефона.
– Еще раз.
– На банке с но-шпой, которую нашла Наталья вместо запонки, записан номер телефона.
– Чей?
– Откуда я знаю?
– Не нервничай, тебе вредно.
Только чтобы избавиться от нее, я ринулась в сад. Солнце садилось, но в саду было еще довольно светло. Неплохо бы прихватить книгу. Впрочем, читать ее пришлось бы с фонариком. Возле кустов сирени стояла скамья, а чуть дальше висел гамак, туда я и направилась. Бегать по саду в поисках Павла я не собиралась, если судьбе угодно, он сам меня найдет.
Судьбе было угодно. Только я устроилась в гамаке, как почувствовала, что за деревьями кто-то есть. Кто-то пристально смотрел на меня, должно быть полагая, что я об этом не догадываюсь. Я закинула руку за голову, придав себе вид мечтательной девушки и очень надеясь, что в сгущающихся сумерках он все как следует разглядит. Прошло минут десять, он продолжал стоять, ничем не выдав своего присутствия. «А если это не Павел? – вдруг подумала я. – Или Павел, но с совершенно другими намерениями. Подойдет и треснет по башке чем-нибудь тяжелым». Мне вдруг стало не по себе и от надвигающейся темноты, и от тишины, которую нарушала лишь трель соловья, облюбовавшего себе место в кустах. Третий год он радовал нас своими песнями, но теперь и соловей был не в радость, захотелось на свет, ближе к людям.
– Вы долго собираетесь там стоять? – не выдержала я. От дерева отделилась тень, и очам моим предстал Павел. К моему глубокому облегчению, выглядел он не более зловеще, чем обычно. Привалился спиной к шершавому стволу и улыбнулся то ли смущенно, то ли нахально, в том смысле, что вроде бы смущенно, но у него все равно получалось нахально.
Я молчала, покачиваясь в гамаке, и он молчал. Это должно было создать определенную неловкость, однако я ее, как ни странно, не чувствовала, и он, по-видимому, тоже.
