грехи.
– А что за грехи, не пояснил?
– Нет. Предпочел неясные намеки. Это может быть как-то связано?
– Вполне, – кивнула я. – А много у тебя грехов? – спросила я с улыбкой.
– Как у всех: предостаточно.
– И об одном из них знал Хоботов?
– Так вот ты о чем. Тебе рассказал Артемьев?
– Я знаю, что Хоботову Борис указал на дверь и это как-то связано с тобой.
– В юности я сделала ошибку. Хоботов каким-то образом пронюхал об этом. Говорить Борису в глаза гадости о его жене не решался, но написал письмо. Это был откровенный шантаж. Борис в то время рассчитывал получить место главного редактора в одном журнале, для него это было очень важно. Ты же знаешь, как тогда обстояли его дела. Хоботов тоже рассчитывал на это место. Борис не показал мне письмо, но устроил допрос. А убедившись, что в письме правда, отказался от места главного редактора, а Хоботова выгнал. Уверена, это письмо все еще в его бумагах, он же никогда ничего не выбрасывал. Просто мания какая-то.
– Ты употребляла наркотики? – решилась спросить я, вспомнив, что Софья говорила мне о клинике. Мой вопрос Татьяну очень удивил.
– Наркотики? Господь с тобой. Я их никогда в глаза не видела.
– Что тогда?
Татьяна вздохнула:
– Менты все равно докопаются… А если письмо все еще в архиве Бориса, ты и без меня узнаешь… На втором курсе я родила ребенка и оставила его в роддоме. Наверное, я не очень хороший человек. Я училась в институте, жила в общежитии, а еще боялась, что родители… отец у меня был очень строгим, а тут ребенок, и его папаша не желал признавать его своим. Что бы я делала одна с ребенком? Впрочем, это пустые оправдания. Просто я никудышная мать. Кристину с Максом тебе сбагрила… Во времена студенчества я дружила со своей сокурсницей, которая через три года стала женой Хоботова. Прожили вместе они недолго, но, наверное, она не удержалась и поведала ему об этой истории. Я-то надеялась, что об этом никто не узнает, взяла академотпуск, пока еще живот не бросался в глаза, и уехала в другой город, подруга туда ко мне приезжала. В такое время человек остро нуждается в сочувствии… Так что свою тайну сохранить я не сумела.
– Это был мальчик или девочка? – спросила я.
– Мальчик.
– И что с ним стало потом?
– Понятия не имею. Никогда не интересовалась. И не хочу. Что мы можем сказать друг другу через столько лет? Надеюсь, ему все-таки повезло в жизни.
– А ты не думаешь, что звонок неизвестного мог быть как-то связан с теми событиями?
Татьяна задумалась, потом пожала плечами:
– Скорее всего, ты права. Кстати, это могла быть Кристина, то есть звонила не она, но… несколько раз она делала мне странные намеки. Возможно, она рылась в отцовском архиве, надеясь найти там что-нибудь полезное, и обнаружила письмо. Ну вот, теперь ты все знаешь, давай этой темы больше не касаться.
Я проводила ее до машины, а вернувшись, застала в своей комнате Софью с кипой бумаг на столе.
– Татьяна уехала? – спросила она.
– Да.
– Удалось что-нибудь узнать?
– Не было никакой клиники для наркоманов. Она родила мальчика и оставила его в роддоме. Хоботов узнал об этом…
– У меня тоже есть новости. Прежде всего, никакого письма от Хоботова в архиве Артемьева я не нашла. Если учесть, как трогательно он хранил всякий хлам, логично предположить, что кто-то нашел письмо раньше нас. Хотя Артемьев мог проявить благородство и письмо уничтожить, чтобы никто не узнал тайну его жены. Но в его благородстве я здорово сомневаюсь. Теперь то, что касается Игоря. Вот, взгляни. Его семья переехала в наш город семнадцать лет назад, до этого они жили в городе Отрадном.
– Там, где находилась та самая клиника?
– Тогда эта была районная больница, а при ней роддом. А мать Игоря работала воспитателем в детском доме в том же Отрадном.
– Боже мой… – пробормотала я.
– Заболевание желудка передается по наследству? – спросила Софья. – Это я к тому, что Татьяна тоже постоянно таскает с собой но-шпу. Думаю, стоит съездить в этот городишко и разобраться во всем на месте.
Сами мы никуда не поехали, а поручили это дело специалистам. Два сыщика из частного агентства провели большую работу, и вскоре мы узнали следующее. Игорь Чемезов был усыновлен своей воспитательницей и ее мужем в возрасте восьми лет. После этого семья сменила место жительства. Узнав о том, что Чемезов погиб, директор детского дома, который бессменно руководил им двадцать пять лет, разговорился: оказывается, лет десять назад в детский дом наведался некий господин, который проявлял повышенный интерес к судьбе мальчика. По описанию господин был весьма похож на Хоботова. Директор сообщил ему, что мальчик усыновлен, назвать его новую фамилию наотрез отказался. Однако допускал возможность, что кто-то из персонала фамилию все-таки сообщил. С какой целью Хоботов разыскивал ребенка, догадаться не трудно, а вот все остальное…
