– Можно.
– Спасибо. Возвращаясь домой, сделал крюк, чтобы проехать мимо твоего дома. В свете последних событий это понятно. Или тоже надо объяснять? В кухне горел свет. В два часа ночи. Меня это испугало. Я решил проверить, в чем дело. Теперь мой вопрос: что заставляет тебя подозревать во мне убийцу?
На это я ответить не могла, поэтому пожала плечами и заревела. Тут в кухне появилась Сонька, босая и заспанная.
– Гретхен, чего ревем? По общей нужде или по личной? А ты здесь откуда? – удивилась она Глебу. – Чем женщину до слез довел, а с виду мужик приличный.
– Какой-то псих по телефону позвонил, а мне досталось под горячую руку. – Он повернулся ко мне и произнес виновато: – Ведь на самом деле ты не веришь, что это я?
Я не успела ответить, а с улицы послышался шум. Я выглянула в окно и увидела две машины, из них выскочило несколько молодцов и неторопливо вышел Рахматулин.
– Витька, – удивилась Сонька. – А я на что похожа?
Она исчезла в ванной, а я направилась к входной двери.
– Ты плохо выглядишь, – участливо заметил Витька, входя в квартиру в сопровождении двух охранников. Я пожалела о мартышках, они были симпатичнее. Этих трудно с кем-то сравнить, чтобы не обидеть животных. При создании одного господь, видно, долго раздумывал и перемудрил: всего в нем было слишком. Второго вообще смастерил на скорую руку, заменив качество отделки массой. На двоих в них было килограмм двести пятьдесят – не меньше. Мне стало жаль Витьку: если в рассказах об Оборотне хоть пятьдесят процентов правды – я вижу перед собой очередного покойника.
– Чего он хотел? – спросил Витька, тяжело опускаясь в кресло, и рукой махнул, его зверинец вернулся к дверям.
– Выразил удивление, что я еще жива.
– Это кто? – насторожился Витька, завидев Глеба.
– Это мой друг. Познакомьтесь. Кстати, в ванной сейчас Софа. Это я к тому, – пришлось мне повысить голос, – что руками махать не стоит, когда дверь ванной откроется.
Рахматулин и Глеб принялись сверлить друг друга взглядами, а я в кухню пошла за сервировочным столиком. Вернувшись, сказала:
– У меня есть коньяк. По-моему, неплохой.
Глеб сел, равнодушно мазнув взглядом парней в прихожей. Тут Сонька появилась, свежа и прекрасна. Хлопнула коньяка и заняла место рядом с Витькой. Тот вел себя странно, хихикнул, головой покачал и проронил весело:
– Сукин сын, что он о себе воображает… дурак! Тоже мне волк! Щенок беззубый, вот он кто… – В этом месте Рахматулин икнул, и я с удивлением поняла, что Витька пьян, как говорится, в стельку.
– А ты что здесь делаешь? – ухмыляясь, спросил он Глеба.
– Это мой друг, – вторично пояснила я, – иногда он здесь ночует.
– Да? Здорово. Ты счастливчик, парень. Я бы тоже хотел здесь ночевать. Может быть. Но сейчас у меня много дел. Появилась куча засранцев, которым Витька Рахматулин – как кость в горле. Они думают, я испугаюсь. Плевать я на них хотел. Как бы не так, и на этого шакала тоже… плевать. Я станцую на его могиле, вот что….
Парни в дверях тосковали, надо полагать, подобные речи им изрядно приелись. Сонька взирала сурово и искала повод поскандалить, все равно с кем. Витька хлопнул еще коньяка и заявил:
– Какой день испоганили… шакалы…
Шарики в Сонькиной голове стремительно завертелись, глаза ее сделались совершенно круглыми, она пошлепала губами и радостно взвизгнула, точно нашла стодолларовую бумажку. После чего с большим пылом обняла Витьку и расцеловала. Я наблюдала эту веселенькую пантомиму и пыталась отгадать: что нового ей пришло в голову.
– Поздравляю! – наконец выдохнула она. – Прости. У меня вечно все числа из головы вылетают.
– Ты помнишь? – спросил Рахматулин таким тоном, что я всерьез обеспокоилась, как бы он не начал рыдать. Обошлось. Он сгреб Соньку и смачно расцеловал, после чего они предались воспоминаниям, потихоньку впадая в транс.
– У Вити день рождения, – наконец поведала нам Сонька.
– Вот те на, – решила я выразить недоумение, – ни флагов на улице, ни сообщения по телевидению.
Сонька постучала кулачком по своему лбу, а Витька милостиво махнул рукой. Я пожала плечами:
– Давайте отмечать.
– Половина третьего ночи, – заметил Глеб.
– У меня завтра выходной, – отмахнулась я. – Пьем.
Глеб уходить не спешил и коньяк выпил. Бутылка мигом опустела.
– Кто пойдет за выпивкой? – поинтересовалась я.
– Сейчас, – отозвался Рахматулин и махнул рукой охране, но вдруг передумал: – Едем ко мне.
– Брось, – сказала Сонька, – хорошо сидим.
