Витьку это только подстегнуло, он покачал головой и повторил упрямо:
– Едем ко мне. Это мой день.
Я торопливо оделась, и через пару минут мы загружались в новую рахматулинскую машину, которая была не хуже старой. Положительно, нагим, босым и сирым Витька не выглядел. Как-то не верилось, что у него нет денег расплатиться с киллером. Непонятно, чего человек жмотничал и неприятности наживал.
Улица Садовая была мне хорошо известна, на ней находилась школа, которую я когда-то окончила. В то время дома здесь были сплошь одноэтажные, деревянные, в яблоневых садах. Теперь громоздились коттеджи, построенные по принципу: выше, шире, дороже. Витька выиграл первый приз: равных его дому не наблюдалось. Шедевр архитектуры наполовину скрывала ограда с устрашающими пиками поверху, поддерживаемая каменными столбами. Железные ворота раздвинулись, и мы въехали во двор.
Внутри дом был таким же, как снаружи – дорогим. Разглядывать здесь было нечего, и я устроилась в холле, прихватив бокал с выпивкой. Глеб сел рядом, не выказывая никаких эмоций. Сонька с Витькой, громко хихикая, возились в кухне, хлопали дверцами холодильников. Тут я заметила, что количество охранников на квадратный метр уменьшилось. Сопровождали нас сюда четверо плюс два шофера, а теперь я насчитала троих. Правда, минут через десять возник четвертый. Я узнала в нем одного из прежних мартышек и так обрадовалась, точно встретила давнего друга, в пору на шею кинуться. Он меня тоже узнал, посмотрел с хитрецой, мол, в гору идешь. Наконец нас позвали к столу. Я проявила понятливость и начала восхищаться, а потом пить, чувствуя настоятельную потребность расслабиться. Я подозревала во всех смертных грехах человека, который мне нравился. Может быть, слишком нравился. Сейчас он сидел рядом, молчаливый, вроде бы недовольный, но исправно пьющий. Где-то в начале шестой рюмки я почувствовала себя достаточно расслабленной. Проглотила седьмую и поняла, что переоценила свои возможности.
– Где туалет? – спросила я, слегка перевирая звуки.
– Проводят, – махнул рукой Витька. Сонька мурлыкала на его коленях. Я пошла в туалет, сопровождала меня знакомая мартышка. Я высказала огромную радость, что вижу его живым и здоровым, и попыталась поцеловать, но не смогла допрыгнуть до физиономии и ткнулась носом в грудь. Все это он воспринял совершенно спокойно, видимо, такие сцены были здесь не в диковинку.
– А вот и туалет, – сообщил он.
– Ага, – обрадовалась я. Минут через пятнадцать мне стало легче смотреть на мир, я крикнула парня, и он сопроводил меня в ванную. Собравшись с силами, я сунула голову под холодный душ и замерла, постукивая зубами.
– Простудишься, – сказал парень.
– Как зовут?
– Денис.
– Дай полотенце.
Еще минут десять я силилась придать себе приличный вид.
– Чего так пить-то? – ворчал Денис. – Не умеешь, не суйся. Не идет тебе вовсе. Расческу дать?
Ей-богу, на хороших людей мне везет, куда ни глянь – душевные парни.
– Веди, – сказала я, припадая к его локтю. Организм был ослабевшим, но почти лишенным алкоголя. Охрана в холле резалась в карты.
– Никакой дисциплины, – посетовала я, отлепилась от Дениса и села рядом с Глебом. Глеб недовольно косился, лицо красное, глаза мутные. Выпивка, как видно, достала и его. Витька с Сонькой вели себя совершенно неприлично.
– Хочу спать, – заявила я.
Витька поднялся, махнул рукой:
– Второй этаж. Любая комната. Для гостей. – Тут он качнулся и грохнулся на стол. Сонька тянула его за рукав, он поднялся, обнял ее, и они побрели, с энтузиазмом распевая: «Я пью до дна за тех, кто в море…» А я пошла искать себе пристанище. Удача улыбнулась за первой дверью: спальный гарнитур с широченной кроватью и постельное белье в шкафу. Пока я возилась с подушками, вошел Глеб.
– Пришел сказать спокойной ночи? – полюбопытствовала я.
– Я буду спать здесь, – сказал он, запер дверь и стал раздеваться.
– Я почти протрезвела, – заметила я. – Убирайся отсюда!
Он сжал мои плечи, а потом толкнул на кровать:
– Пьяные бабы меня не волнуют, за свою честь можешь не беспокоиться.
– Ага, – икнула я, – будем петь песни? Только я ни одной не помню.
Он сел рядом и стал меня раздевать. Довольно грубо. Восторженным любовником он даже не прикидывался.
– Иди к черту! – сказала я.
– Глупая, безответственная дрянь. В доме полно мужиков, чья нравственность далека от идеальной.
– Ладно, извини. Я опять все перепутала, ты просто золотой парень. Ответственный и заботливый. И я все-таки в тебя влюбилась, а ведь не хотела. Черт знает, кто ты. Ну скажи, кто? Не скажешь. А скажешь, так соврешь. Поневоле станешь пить горькую. Каково мне, а?
– Завтра тебе будет еще хуже, – заверил он.
– Можешь меня поцеловать, – сказала я, проваливаясь в сон.
– Обойдусь.
