Теперь пожала плечами я.
– Ты продвинулся в своем расследовании?
– Сейчас нам так уж необходимо говорить об этом? – он нахмурился и замолчал, а я продолжала его разглядывать, силясь отгадать: о чем он думает? Не говорит, а думает. Глаза – зеркало души. Свои он прячет за очками. – Лучше расскажи мне о себе, – попросил он. – Я ведь ничего о тебе не знаю…
– Мама врач, папа инженер. Типичные немцы: аккуратные, трудолюбивые, добропорядочные. Папа мечтал о сыне. Говорил: «Если уж я дал другому существу жизнь, то должен верить, что он сумеет постоять за себя».
– Выходит, нордический характер у тебя от папы?
– Выходит. Еще рассказывать?
– Конечно.
– Закончила английскую школу. И музыкальную тоже. Поступила в консерваторию: благодаря трудолюбию и чуть-чуть таланту. В общем, можно было обойтись и без консерватории. Первый мальчик появился в девятнадцать лет. Не выдержал: я была чересчур серьезной. Другие мальчики стали обходить меня стороной. Времена сменились, и появились богатые дяди. Слово «любовница» казалось оскорблением, а «жена» вызывало тихий ужас. Поэтому были только друзья: для душевных бесед и отдыха. Иногда я думаю – это ненормально, иногда – так честнее. Сонька утверждает, что это похуже, чем болезнь Дауна.
– И никто никогда не смог понравиться тебе так, чтобы ты решила, что влюблена? – недоверчиво спросил Глеб.
– Наверное, мне не везло, – усмехнулась я. – Может быть, я хотела чересчур многого.
– Ты меня успела запугать, – улыбнулся он. – У меня нет шансов?
– У тебя все шансы и один кошмарный недостаток – весьма несвоевременное появление на моем жизненном пути, а точнее – на проезжей части поблизости от моего дома.
– Мы возвращаемся к запретной теме, – напомнил он.
– Извини.
Мы ненадолго замолчали, тикали часы, время шло, но внутри нас оно остановилось, и каждая секунда была вечностью. Я улыбнулась и сказала:
– Моя бабушка любила повторять: «Господь воздает по заслугам». Интересно, что получу я. В том смысле, имеются ли заслуги.
– Ты получишь мою любовь, – ответил Глеб. – Как считаешь, много это или мало?
– Даже не знаю, – засмеялась я. – Во мне долгие годы зрела уверенность, что однажды я встречу мужчину, который мне совершенно не подходит. И не смогу без него жить.
– Может, оно и неплохо, – засмеялся Глеб, поднялся и взял меня за руку, а потом поцеловал. Не один раз, конечно. А меня так и подмывало махнуть рукой на все свои подозрения и сделать то, что мне очень хотелось сделать, но я не была бы сама собой, если б сказала «да». Я отступила, улыбнулась и негромко пообещала:
– Глеб, как только все закончится и в моей голове не останется подозрений, я сразу же брошусь тебе на шею. Боюсь, избавиться от меня будет затруднительно. А пока…
Он потер щеку и ответил чрезвычайно серьезно:
– Что за черт, киска? Я люблю тебя, ты любишь меня, какая в конце концов разница, как и почему мы встретились?
– К сожалению, разница есть, – покачала я головой. – Я не хочу до скончания своих дней подозревать, что ты меня просто использовал. Попытайся представить, какой ад мне придется носить в своей душе. – На мой вкус, вышло неплохо.
– Чего ты хочешь? – спросил он.
– Доверия, – мысленно улыбаясь, заявила я.
– О господи! – он взмахнул руками и закружил по кухне. – Кто у нас говорит о доверии?
– Если ты гость, которого я должна бояться, скажи об этом сейчас. Я совершенно созрела для того, чтобы все понять и простить.
– Ты, киска, сумасшедшая, – произнес он очень серьезно, наверное, и вправду так думал. Потом взял меня за руку и притянул к себе. – Что ж, если тебе непременно надо меня помучить – пожалуйста. Надеюсь, что доживу до того дня, когда стану для тебя ясным до прозрачности. Но ловлю на слове: как только ты удовлетворишь свое нездоровое любопытство и будешь знать по именам всех преступников, мы приезжаем сюда. Ясно? И слова «нет» я больше не услышу, что бы мне ни взбрело в голову.
– Надеюсь, ничего противоестественного? – усмехнулась я.
– Я еще не решил, – он взял меня за подбородок и совсем другим тоном закончил: – Думаю, это будет нечто…
Вместо того чтобы ответить что-нибудь игривое и глупое, я замерла, глядя в его глаза. А знаете почему? Я испугалась. Какого черта он снял свои очки?
Остаток вечера мы провели как супруги со стажем. Пили чай, смотрели телевизор и мило беседовали. Решено было, что ночевать я останусь здесь. Глеб, само собой, поклялся, что не нанесет урона моей женской чести. Так как один раз мы уже вполне благополучно делили кровать, я согласилась. Мысль о том, что кто-то недавно бродил по моей квартире, не способствовала стремлению вернуться к родному очагу.
Минут в десять первого, когда мы подумывали лечь спать, Глебу позвонили. Лицо его стало озабоченным, и он виновато сообщил, что должен уехать.
